Питерский Охотник - Охота без границ! http://st-petersburg.dorus.ru/: http://st-petersburg.dorus.ru/: Таксы жестики. кролик, миник, черно-под. и мрамор
Регистрация    Вход    Форум    Поиск    FAQ



Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 8 ] 
Автор Сообщение
 Сообщение Добавлено: 28-09, 19:30 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Происхождение собаки

Прародина борзых

Классификация борзых

Путь на запад

Путь на восток


Происхождение собаки

Собаки относятся к классу млекопитающих, первые формы которого возникли, как полагают, около 140 миллионов лет назад. Считают, что все собакоподобные: волки, лисы, шакалы и другие, - произошли от жившего миллионы лет назад томаркуса, кости скелета которого очень похожи на волчьи. У всех собачьих очень сходное строение костей, и у них очень много общего в образе жизни и особенностях поведения.

Зоологи долго спорили, кто из собачьих мог быть предком домашней собаки. К ним причисляли чуть ли не всех из этого семейства. Однако результаты генетических исследования склонили специалистов к тому, чтобы считать предком домашней собаки одного из представителей рода волков. А в этот род входят такие близкие по поведению, физиологии и анатомии к собаке животные, как собственно волк, шакал и койот. Если исключить койота, живущего в Новом Свете и к происхождению собак Старого Света, понятно, отношения не имеющего, то наиболее подходящими кандидатурами на роль прародителя собак остаются волк и шакал. При этом анатомически и физиологически собака во многом похожа на шакала, но генетически она ближе к волку. И судя по ископаемым остаткам, волк как вид со времени предположительного появления у людей собак существенно не изменился.

Некоторыми кинологами высказываются также предположения, что волк и собака имели общего предка и представляют собой животных очень близких, но разных видов. Однако гипотеза эта пока не находит “вещественных” доказательств. До сих пор, насколько известно, ископаемые останки, которые могут быть классифицированы как принадлежащие собаке, обнаруживались только на стоянках древних людей и в относительно близкий к нам период развития жизни на Земле. А какого-либо более древнего предка собаки, сходного по строению с представителями волчьих и собакой, пока не найдено.

Вспомним, что в классической формулировке вид животных - это популяция особей, обладающих сходными внешними и функциональными признаками, имеющих общее происхождение и в естественных условиях не скрещивающихся между собой. Другими словами, один вид отделён от другого репродукционной преградой (физиологической, анатомической или генетической), которая препятствует скрещиванию между ними. А если такое и случается, то у отдалённо родственных видов животных, имеющих разное число хромосом, потомство получается бесплодным[1]. Вообще, трудно дать понятие вида, одинаково подходящее всем животным. Вот и в нашем случае, собака, волк и шакал, относимые к разным видам, очень близки, имеют одинаковое число хромосом, могут скрещиваться между собой и давать полноценное потомство. Известны удачные опыты российского кинолога К.Т. Сулимова по выведению гибридов шакала и собаки. А получающиеся часто в природе волчье-собачьи гибриды очень жизнестойки и плодовиты. О чём не однократно писалось многими биологами-охотоведами[2]. Кроме того, такое потомство уже в первом поколении мало отличается от волков, а во втором-третьем получаются самые настоящие волки. А это также служит подтверждением, что волк здесь выступает как исходная, и, следовательно, безусловно генетически доминирующая форма. Вследствие этого собаку с полным основанием можно считать одомашненным волком.

Но это совсем не означает, что собаки оставались в генетической чистоте весь период их существования. Вполне вероятно, и скорее всего, за это время неоднократно осуществлялась их метизация с шакалом. По крайней мере, в некоторых регионах подобное должно было случаться достаточно часто. И не исключено, что многие древние породы имели немало крови шакалов.

Именно собака стала первым домашним, то есть живущим с человеком, животным. А главную роль при этом, скорее всего, сыграло то, что её предок волк, как и человек, был существом социальным. Именно из-за присущей нашей собаке “социальности” она чувствует себя членом “человечьей стаи”. Правда, исследователи существенно расходятся в оценках времени одомашнивания собаки. Но по самым осторожным оценкам, это произошло не менее 15 000 лет назад. При всем при том, известны пещерные рисунки 40-50 тысячелетней давности, изображающие, как полагают, охоту с собаками.
Прародина борзых

История происхождения борзых достаточно туманна. Впрочем, как и многих других пород собак. И для того, чтобы разобраться в ней, прежде всего, надо определиться: когда вообще могли появиться борзые, при каких условиях и когда у человека возникла потребность в таких собаках?

Если заглянуть в глубины тысячелетий, то мы узнаем, что в мадленский период, примерно 300 000 лет назад, человек с успехом добывал очень крупных животных. В последний ледниковый период, кончившийся не так давно, всего около 10 000 лет назад, основной добычей его делается гигант-мамонт. Охотиться на подобных животных было наиболее целесообразно: добывалось сразу большое количество мяса. И во всех этих охотах человеку такой помощник как собака оказался очень кстати. Разумеется, для добычи гигантских или просто крупных животных от собак требовалась не особая быстрота бега, а другие качества. Поэтому искать борзых собак в каменном веке бессмысленно. Но известно, что и в более поздний период, 4-5 тысяч лет назад, люди охотились по берегам Средиземного моря на слонов. К примеру, фараон Тутмос III в 1464 году до н. э. во время охоты встретил 120 слонов. Нужны ли ему были борзые?!

Исследователи не могут однозначно определить место и время появления борзых собак. Хотя чаще всего ссылаются на известные изображения древнеегипетского тезема, а то и ещё более ранние рисунки. И при этом происхождение чуть ли не каждой породы борзых современные кинологи возводят к собакам Древнего Египта или других древнейших цивилизаций. Затем повторяется характерный ход рассуждений и примеров, и часто утверждается, что порода за прошедшие тысячелетия сохранилась почти в исходном виде. К примеру, в официальном издании стандартов английского Кеннел клуба указывается на существование породы типа грейхаунд в древнем Египте. А ряд исследователей начало породы слюги относят даже к VIII-X тысячелетиям до нашей эры (?!! - С.М.). Также упоминают их изображения, найденные в Афганистане и гробницах малазийских царей и датируемые IV тысячелетием до н. э. В качестве доказательств древнейшего происхождения приводят и изображения собаки, похожей на салюки, обнаруженные в гробницах шумеров, относимые к 2100 году до н. э.

Эти древние рисунки и ссылки на них кочуют от автора к автору и из издания в издание. Но, изучая многие изображения, на которые ссылаются иные западные (да и наши) исследователи истории борзых собак, приходишь к заключению, что на них нарисованы не борзые, а собаки, похожие на гончих[3] или даже шпицев. Так, на датируемой 4 000 лет до нашей эры наскальной росписи с плато Тассилин-Ахаггар в Сахаре изображена типичная лайка (шпиц) с хвостом в тугом кольце и со стоячими ушами, низом разбирающая след. А на довольно условном рисунке с древнеегипетского украшения (3 200 до н. э.) мы видим не восточных борзых, как утверждают авторы, а собак с ладами типичной гончей.

Как и в любой науке, в кинологии опасна мифологизация. Разумеется, очень велик соблазн узреть истоки какой-либо породы собак в глубинах тысячелетий. Но исследователь не должен увлекаться и поддаваться очарованию красивых легенд и своих фантазий, а обязан полагаться на точные данные и учитывать известные законы живой и неживой природы.

Да, отдельные древние изображения собак зачастую походят на борзых, в том числе и на существующих ныне слюги, салюки и грейхаунда. Однако весь вопрос в том, являлись ли они настоящими борзыми, или то были просто борзоподобные собаки. Это могли быть полушпицы, к которым многие современные кинологи относят сицилийскую борзую и фараона и других собак Средиземноморья, гончие или травильные собаки. Древние рисунки передают изображения людей и животных весьма условно, а то и вообще стилизовано. Особенно в них относительны размеры изображаемых объектов. Масштаб древними художниками выбирался в зависимости от значимости изображаемого человека или животного. Так, египетский фараон рисовался гигантского роста; любимая собака господина из этих же соображений могла изображаться почти такого же роста, как и стоящий рядом слуга-охотник. Поэтому, учитывая подобную условность, вряд ли кто-либо вправе однозначно утверждать, что на древних рисунках мы видим именно борзых. С не меньшим основанием изображённых на них собак можно считать и травильными, и гончими. И, скорее всего, это и были собаки, предназначенные для травли крупного зверя. К примеру, тезем, взявший по месту крупную антилопу на охотничьей сценке из гробницы Птахотепа времён III тысячелетия до н. э., походит именно на такую собаку.

Должен заметить, что подобные сомнения и суждения по поводу древних изображений собак отнюдь не новы. Ещё российский исследователь Г.Д. Розен в 1891 году в своём “Очерке истории борзой собаки” по поводу древних охотничьих собак замечает:

Вообще нельзя сказать, чтобы охота на быстробегающих животных была в большом ходу. Почти все изображения охот представляют нам крупных хищников, как то: льва, тигра, медведя, дикого осла и т.д. На египетских памятниках мы видим, положим, изображение собаки, напоминающей собою борзую какую-то странную: почти без подрыва, с огромными стоячими ушами и хвостом, совершенно загнутым в кольцо на спину; собака была гладкошерстная.

Во всяком случае, сомнительно, что настоящие борзые собаки могли появиться ранее приручения лошадей. Маловероятно, чтобы пешая охота с борзыми на открытых пространствах была эффективна как промысел и имела смысл как развлечение. А лошади, по имеющимся сведениям, были приручены где-то 5-6 тысяч лет назад в степях, простирающихся от Средней Азии до Южной России. Только за 2000 лет до н. э. лошади попали в Персию и Месопотамию, Египет и Северную Аравию. В места где, как считает большинство исследователей, появились первые борзые.

Если не впадать в мистику, то очевидно: ничто не возникает само по себе. Определённо, появление любой группы охотничьих собак диктовалось потребностями человека, необходимостью специализации, а также было следствием приспособления к изменяющимся окружающим условиям. Так и в случае с борзыми.

Нужно учитывать и то обстоятельство, что пустынные ныне просторы Ближнего Востока и Северной Африки были когда-то совершенно другими. Древние источники упоминают благодатный климат, богатую растительность на неосвоенных ещё человеком пространствах и обилие крупных животных. Здесь водились даже носороги и львы, не говоря уже о множестве крупных антилоп. В этих условиях нет нужды в использовании очень быстрых специализированных собак для охоты. Проще было организовать облаву, добыть зверя скрадом или из засады, как это делается и сейчас в тропических широтах, чем охотиться с борзой. По мнению многих историков, современный облик этого края с его Аравийской пустыней и пустыней Сахара, жарким, очень сухим климатом и бедной растительностью сформировался не без влияния человека. Многочисленные стада, выпасаемые животноводами-кочевниками в течение тысяч лет, совершенно опустошили, повыбили поверхность земли, а эрозия привела к образованию пустынь. И вот, когда уменьшилось количество крупных животных и оскудел растительный мир, человеку пришлось охотиться на небольших, подвижных животных в открытых пространствах. А для этого потребовалась собака, которая может стремительно догнать и поймать очень быструю добычу. И постепенно сформировался такой тип охотничьей собаки со всеми качествами настоящей борзой: резвостью, зоркостью, ловкостью.

В своих классических трудах Л.П. Сабанеев, основываясь на всё тех же древнейших изображениях собак, делает заключение, что “борзая была приручена прежде других пород собак”. Он также находит, что изображения пород собак на древнейших рисунках появлялись в следующей последовательности: “борзые, затем доги, гончие и, наконец, таксы”. Кроме того, Сабанеев пишет: “Не подлежит сомнению, что она (борзая - С.М.) происходит от особого дикого вида, но спрашивается - какого?!”. Принимая во внимание приведённые выше рассуждения, есть достаточно оснований усомниться в этих предположениях.

Кроме того, как уже отмечалось, сейчас большинство кинологов считает, а новейшие генетические исследования подтверждают это, что все собаки, все их породы, имеют общее происхождение. Поэтому невозможно говорить о приручении человеком какой-либо породы собак.

Первые собаки сохранили основные черты своего дикого предка и были шпицеобразного (лайкообразного) вида. Первоначально они могли использоваться для добычи крупных животных во время групповых охот загоном и нагоном, для добора подранков. Только после формирования достаточно развитого общественного строя у людей стала появляться необходимость в специализации собак. И, скорее всего, последовательность появления пород охотничьих собак была следующая: шпицы (лайки), гончие и травильные, а уже потом борзые. Кроме общих соображений, такой путь развития подтверждается и древними источниками. Выше уже отмечалось, что на памятниках Древнего Египта изображены собаки, которых ряд исследователей считают предком борзых и называют тезем, с острой мордой, стоячими ушами и поднятым круто загнутым хвостом - то есть со всеми типичными признаками шпицев. Но, начиная с середины второго тысячелетия до н. э., на смену тезему приходят изображения собак с висячими ушами и опущенным хвостом, в которых также многие кинологи видят борзых. Однако при взвешенном рассмотрении можно прийти к выводу, что они больше похожи на гончих.

Таким образом, приведя все резоны и напомнив древнюю историю, я смею предположить, что настоящие борзые появились никак не раньше античных времён, то есть не ранее первого тысячелетия до нашей эры. И кое-какие косвенные подтверждения этому можно найти в древней литературе.

Так, живший, как полагают, в VIII веке до н. э. грек Гомер несколько раз упоминает охотничьих собак. К примеру, в “Одиссее” рассказывается о собаке Аргусе:

...Молодые охотники часто на диких

Коз, на оленей, на зайцев её уводили.

Ныне ж, забытый (его господин был далёко), он, бедный

Аргус, лежал у ворот на навозе,...

“...там на куче навозной собаку

Вижу, прекрасной породы она, но сказать не умею,

Сила и лёгкость её на бегу таковы ль, как наружность?

Или она лишь такая, каких у господ за столами

Часто мы видим; для роскоши держат их знатные люди”

Так, отвечая, сказал ты, Евмей свинопас, Одиссею:

“Это собака погибшего в дальнем краю Одиссея;

Если б она и поныне была такова же, какою,

Плыть собираясь в троянскую землю, её господин мой

Дома оставил, - её быстроте и отважности, верно б,

Ты подивился; в лесу ни в каком захолустье укрыться

Дичь от неё не могла; в ней чутьё несказанное было.

В этих стихах, как и в других упоминаниях охотничьих собак, Гомер описывает собак, которые упорно могли преследовать зверя с помощью чутья, то есть гончих.

Цитируемый многими исследователями автор первого известного в истории кинологического труда Ксенофонт Афинский, живший в IV-V веков до нашей эры, опять же упоминает только о собаках, гонящих зайца с голосом. И сообщает:

В быстроте ног его редко превосходит собака, и если заяц бывает пойман, то это происходит случайно, а не от устройства его организма, потому что из всех одинаковой с ним величины зверей ни один не равняется с ним в беге.

Понятно, что здесь говорится о гончих и отнюдь не о борзых.

А к концу первого тысячелетия до н. э. в различных литературных произведениях уже упоминаются собаки, работающие, как борзые. Живший в I веке римлянин Марк Марциал упоминает о кельтских (галльских) довольно быстрых собаках, а его современник Гораций Фалиск в стихотворении о псовой охоте “Cynegeticon” - о британских борзых. Грек Ариан в написанном в 148-150 годах нашей эры “Трактате об охоте” описывает состязания борзых по зайцу у кельтов, и различает две их породы - короткошерстную и длинношерстную. По описанию можно судить, что правила подобных состязаний были достаточно отработаны. О полевом досуге этих собак можно судить по замечанию Ариана, что самая лучшая собака могла поймать в день до четырёх зайцев. Замечателен его совет:

Тот, кто хочет иметь хорошую борзую собаку, должен остерегаться спускать её слишком близко от поднявшегося зайца, а также допускать в начале продолжительной травли; не рекомендуется выпускать одновременно и более двух собак. Несмотря на то, что заяц быстр и будет довольно часто уходить от борзой, опережая её, он тем не менее, будучи сильно напуган громкими криками, может вскоре погибнуть, не доставив удовольствия зрителям. Поэтому зайцу лучше дать некоторую фору, чтобы он мог прийти в себя. Если это хороший экземпляр, то зверёк поднимет уши и будет бежать длинными прыжками[4], в то время как собака, энергично работая ногами, скачками погонится за ним. Это представляет собой увлекательное зрелище, оправдывающее те усилия, которые необходимо приложить при выращивании и тренировке собаки.

Позже, в III веке, римский поэт Немезиан в “Cynegetica” хвалит резвость британских (кельтских) короткошерстный борзых. Римляне называли этих борзых “vertragus”. Судя по всему, кельты использовали борзую типа слюги, которую, скорее всего, позаимствовали у арабов.

С большой вероятностью можно считать, что в начале нашей эры в Средней Азии, Юге теперешней России и Прикаспии борзых ещё не знали. Так, нет сведений о борзых у скифов, сарматов, хазар и печенегов, живших, сменяя друг друга, в Причерноморье и на Северном Кавказе с середины первого тысячелетия до н. э. и до образования Руси. Не похоже, чтобы знали борзых до н. э. и в Центральной Азии. По крайней мере, нет свидетельств или упоминаний, что их имели тюркские племена, названные позднее гуннами и пришедшие из этого региона во II-III веках в Приуралье, а затем двинувшиеся дальше на запад. Как нет сведений и о том, что вышедшие из Азии за тысячу лет до этого, и осевшие на севере Европы арийские народы привели с собой настоящих борзых.

А кельтские народы, вышедшие где-то во втором или на рубеже первого тысячелетия до н. э. из Малой Азии и затем широко расселившиеся ко второй половине первого тысячелетия до н. э. на юге и западе Европы и Британских островах, как уже говорилось, охотились с борзыми.

Так что исследователи, которые считают родиной борзых Аравийский полуостров, а родоначальницей всех борзых арабскую борзую слюги, скорее всего, близки к истине. Условия Аравии с её просторами сформировали самых быстрых собак и резвейших арабских лошадей. Вероятно, в тех же местах родилась и соколиная охота.

Происхождение борзых из этого региона и древность существования их у арабов подтверждается и особым отношением к ним, сохранившимся, по-видимому, с доисламских времён.

По канонам ислама, собака считается “не чистым” животным. Однако, и это очень характерно, не является таковой для магометан борзая. В отличие от прочих псов, борзым дозволялось даже посещать дома их хозяев; они были окружены лаской, вниманием и поистине почётом наравне с его лошадью; их воспевали в стихах.

При исследовании истории борзых можно встретить любопытные сведения о древнем культе борзой и отношении к ней арабов. Известно, что эти кочевники больше всего на свете дорожили лошадьми, оружием и борзыми. Ценность же борзой у них определялась её возможностью догонять и ловить газелей. И бедный, и богатый араб гордился такой борзой, на зависть не имеющим столь быстрых и злобных собак. Хорошая борзая по цене равнялась хорошей лошади.

Когда борзая сука щенилась, ей отводили место в самом центре шатра. Рассказывают даже, что иногда жена хозяина подкармливала грудью вместе с собственными детьми и щенков. Когда же борзая умирала, по ней надевала траур вся семья, оплакивая потерю друга и кормильца.

Думается, естественно предположить, что борзая получила свой особый статус задолго до Магомета. И сохранила она своё особое положение на Востоке вплоть до наших времён.

По-видимому, особое отношение к борзой заимствовалось остальными народами Востока по мере завоеваний их арабами и расширения ареала ислама. Так, в Персии борзые салюки почитались как дар Аллаха и величались “эль-хор”, что значит “благородный, высокорождённый”. Надо заметить, что и на всей территории распространения борзых, а не только в странах ислама, они весьма почитались и ценились.
Классификация борзых

В мире официально признано более двух десятков пород борзых собак. Кроме этого существуют малоизвестные аборигенные породы, которые могут быть отнесены к борзым. Каким же требованиям должна удовлетворять группа собак, чтобы кинологи сочли её породой?

Согласно зоотехническим требованиям, породой считается целостная большая группа животных, имеющая общую историю развития и общее происхождение, отличающаяся характерными признаками продуктивности (в данном случае - охотничьими качествами), особенностями экстерьера, требованиями к условиям внешней среды и стойко передающая свои качества потомству.

Вообще порода может быть как “монотипной”, так и состоящей из нескольких разновидностей. У борзых, к примеру, салюки имеет две разновидности: длинношерстную и короткошерстную.

С другой стороны, может существовать для одной породы несколько отличающихся друг от друга стандартов, выработанных разными кинологическими объединениями (FCI, KC, АКС). Но стандарт закрепляет представление об эталоне породы, существующее в тех или иных кругах кинологов и просто любителей. Другими словами, Стандарт является формой, которую может принимать Порода. То есть, первична Порода, а не Стандарт.

С такой общей установкой возможно проще будет разобраться в различных подходах к классификации борзых, понять отношение к ним кинологов и осмыслить историю происхождения каждой породы.

Вообще, каждая из известных ныне или существовавших в прошлом пород борзых собак может быть отнесена к вполне определённой классификационной группе в соответствии со своими характерным признаками и качествам. Причём каждая из таких групп имеет вполне отчетливую географическую “привязку”.

Совершенно определённо существуют восточная и западная группы борзых. С подобными представлениями соглашаются все знатоки борзых. Но в отличие от обыкновенно принятого у кинологов признака (висячих или стоячих ушей), для причисления их к первой или второй группе условимся использовать особенности шерстного покрова. В этом случае точкой отсчёта направления восток-запад оказывается район предполагаемого появления древних борзых.

Положим, что у всех западных борзых, в отличие от восточных, короткая псовина. Тогда в эту группу попадают: слюги, азавак, грейхаунд, випет, левретка, гальго, русская хортая, венгерский агар, польский харт. Кроме североафриканских борзых слюги и азавака, все они имеют небольшое, затянутое вдоль шеи ухо в форме “лепестка розы”.

В свою очередь, характерной особенностью группы восточных борзых, которых некоторые кинологи объединяют названием “тазы”[5], будет длинношерстность. По этим признакам к ней могут быть отнесены: тазы, бакхмуль, салюки, тайган, афган. Все они имеют висячее ухо. Но и очень своеобразную русскую псовую следует также отнести к восточной группе борзых, несмотря на её затянутое ухо. Собаки восточной группы заметно отличаются и линиями головы от собак западной. Но степень развития волосяного покрова у них различна - от лёгкого убора на ушах и конечностях до шикарных штанов, подвесов и чуба на голове.

А так как большинство кинологов полагает, что все эти борзые - и западные, и восточные (и короткошерстные и длинношерстные, и с висячими ушами, и с затянутыми назад) - происходят от древней арабской слюги, то всех их, для определённости, и будем считать настоящими борзыми.

С другой стороны, некоторые породы собак, причисляемые рядом кинологов к борзым, на самом деле являются полуборзыми, или, чтобы было понаучнее, борзоподобными. Это собаки, которые не обладают, и вряд ли обладали когда-то в полной мере в прошлом, качеством, неотъемлемым от борзой - резвостью, и употреблялись в способах охоты, несвойственных для настоящих борзых.

Так, к группе борзоподобных должно причислить подгруппу западных жесткошерстных (грубошерстных) собак: дирхаунда и ирландского волкодава. Едва ли данные собаки происходят от древних лёгких и быстрых борзых полупустынь и степей. Эти породы по характеру их использования в прошлом и особенностям экстерьера со всей определённостью относятся к борзоподобным травильным собакам, приспособленным к охоте на крупного зверя. Собственно, об этом же упоминается и в стандартах английского Кеннел клуба. Так, отмечается, что дирхаунд использовался для охоты на оленя; а уж название “волкодав” говорит само за себя. Но с другой стороны, получив в наследие от старинных травильных собак жёсткий шерстный покров, они, несомненно, несут и кровь гладкошерстного грейхаунда, олицетворяющего собой западную борзую.

К другой подгруппе борзоподобных средиземноморских принадлежат собаки с характерно стоячими ушами: поденко ибисенко, португальская поденко, поденко канарио, сицилийская борзая, фараонова собака и их вероятный предок древнеегипетский тезем. Эти собаки - что-то среднее между борзыми, гончими и шпицами. По многим признаком ряд кинологов их относит к полушпицам, и в FCI они сейчас отнесены к группе шпицев.

Распространение борзых от их прародины на запад и восток происходило не только различными путями, что очевидно, но и в разные эпохи. И как это ни покажется странным, распространению борзых по миру способствовали войны, военные походы и вызванные ими переселения народов.
Путь на запад

На запад борзые или борзоподобные собаки с Ближнего Востока стали проникать ещё в древности. А современные борзоподобные собаки Средиземноморья, похоже, являются остатками самой первой волны распространения таких собак. Своё начало они, вероятно, ведут от тезема или другой какой-то подобной ему собаки Древнего Египта.

Предков этих собак задолго до нашей эры начали завозить с Восточного Средиземноморья на острова, на берега Северной Африки, на Апенинский и Пиренейский полуострова. Попадали борзоподобные собаки в эти места, судя по всему, с финикийцами - торговцами и мореходами Древнего Мира. Известно, что они ещё до греков и римлян начали колонизацию этих пространств. На берегах Средиземного моря были созданы сильные колонии финикийцев, самой известной их которых стал Карфаген. Проникая всё дальше на запад, осваивая и обживая всё новые территории, они завозили с собой на новые земли и охотничьих собак, и способы охоты. Римлянам, колонизовавшим позднее эти места, в наследство от финикийцев достались и их охотничьи собаки. И до сих пор существуют на островах Средиземного моря такие очень близкие по виду и охотничьим качествам породы как сицилийская борзая, фараонова собака и поденко ибисенко. Собаки этой группы довольно существенно отличались от настоящих западных борзых, и они действительно очень схожи с древним теземом.

Однако полагать, что чуть ли не все породы борзых происходят напрямую от этой древней собаки, совершенно нет обоснований. Хотя чувства почитателей грейхаундов, салюки и других борзых вполне понятны. Налёт древности создаёт дополнительную привлекательность их собакам.

Следующая по времени волна борзых пришла на запад в конце первого тысячелетия до нашей эры. Как упоминалось уже выше при анализе возможного места и времени возникновения настоящих борзых, они стали проникать на запад вместе с кельтами, постепенно продвигавшимся из Малой Азии на запад Европы, по берегам Средиземного моря и к Британским островам.

Бесспорно, западные гладкошерстные борзые и средиземноморские борзоподобные собаки являются продуктом разных пластов культуры охоты. Уж очень явственны различия в их экстерьере, охотничьих качествах и существующих способах охоты с ними. А сравнив описания различных пород борзых, можно увидеть очень много общего с одной стороны у тезема и полуборзых средиземноморья, а с другой у салюки и гладкошерстных борзых Европы.

Другая группа борзоподобных собак - жесткошерстные борзые, как полагает большинство исследователей, пришла на север Европы и Британских островов или вместе с кельтами, или в более поздний период вместе с германскими племенами. Исходным материалом для формирования жесткошерстных борзых послужили крупные травильные или пастушьи жесткошерстные (грубошерстные) собаки. Затем к ним, по-видимому, добавлялась кровь настоящих кельтских борзых. Но всё равно эти собаки остались грубыми и мощными собаками и предназначались для травли крупных копытных и волков. Некоторые исследователи отмечают, что жесткошерстные борзые собаки в Ирландии существовали уже в III столетии. По крайней мере, к этому времени они уже были известны римлянам. Но более ранних упоминаний о таких собаках не встречается.

По Южному берегу Средиземного моря и Северной Африке борзые стали распространяться, должно полагать, значительно позднее, в VII-VIII столетиях, по мере расширения владений арабов. Далее борзые проникли до юга Сахары в зону Сахеля, где существует до сих пор борзая азавак.

Надо сказать, что в отличие от исследователей восточных борзых, никто из кинологов не предполагает существование каких-то своих борзых в древнейшие времена в Европе и не сомневается в том, что они в эти места пришли с Востока.

Сложнее дело обстоит с освещением истории появления борзых в Азии. Здесь мнения исследователей довольно разнообразны.
Путь на восток

Так когда же и как появились борзые на востоке теперешнего ареала их обитания? Являются ли известные сейчас длинношерстные восточные борзые коренными формами, или была исходная порода, которая дала начало всем их разновидностям? Это далеко не простые вопросы.

У исследователей довольно распространена версия “исконности” центрально-азиатских борзых, основанная прежде всего на обнаруженных при археологических раскопках древних изображениях и останках собак, похожих в той или иной степени на борзых. Рассматривать подробно эту гипотезу вряд ли стоит. Она проста, незатейлива и вопросов особых не вызывает. Были они, к примеру, в Центральной Азии испокон веку, есть и теперь. Ну что тут ещё можно сказать?

До некоторой степени характерна гипотеза, что афганские аборигенные борзые происходят из Индии, а уж потом они попали в Афганистан. Прежде всего - когда и что считалось Индией? Тут следует вспомнить, что не так уж давно современные Пакистан и Индия были единой страной. И сейчас пуштунские племена кочуют, не зная границ между Пакистаном и Афганистаном. А до северных границ Индии от бывшей советской республики Таджикистан меньше сотни километров. Вообще-то и Северная Индия, и Таджикистан, и Узбекистан, и Киргизия, если уж быть точным, расположены в Центральной Азии. Так что и в случае этой “индийской” версии речь идёт, по существу, о “местном” происхождении борзых.

Однако, какая целесообразность могла вызвать появление борзой в гористой Центральной Азии, на пространствах сильно пересечённых, весьма не подходящих для быстрой скачки - не очень понятно. К тому же, сдается, многое в экстерьере восточных борзых говорит о том, что они получились путём метизации короткошерстной борзой с какими-то длинношерстными вислоухими собаками. Возможно, это были пастушьи собаки. Можно предположить, что в VII-VIII веках н. э. арабы, завоёвывая пространства от Кавказа до Центральной Азии, приводили с собой своих борзых слюги, и от этих гладкошерстных борзых, которые смешивались с местными длинношерстными вислоухими породами, пошли отродья восточных борзых. И в зависимости от условий той или иной местности и соответствующего отбора, восточные борзые приобрели присущий им сейчас вид с более или менее развитым шерстным покровом.

В любом случае, можно считать, что во второй половине первого тысячелетия в Центральной Азии уже были борзые. По крайней мере, если их не было здесь раньше, то завезли арабы.

Вместе с тем, для большинства исследователей бесспорно, что восточнее Тибета и Гималаев борзых никогда не было. По крайней мере, достоверных сведений о борзых собаках за Тибетом, в древнем Китае никто не приводит, хотя какие-то смутные упоминания о подобных собаках и бывают. Не отмечалось их присутствие в обозримые исторические времена и в Монголии, имеющей такие благоприятные, на первый взгляд, условия для охоты с борзыми. Поэтому вызывают большое сомнение высказываемые иногда версии о монгольском происхождении борзых собак. Это касается, в частности, и происхождения нашей русской псовой борзой.

Наиболее же вероятно, что во время взрывоподобного расширения империи монголов на запад, покоряя народы, исповедующие ислам, завоеватели получили борзых и усвоили традиции охоты с ними. Кроме того, известно, что в этом движении монголы увлекали за собой и другие народы, у которых в это время борзые, вполне вероятно, могли уже быть. Таким образом борзые приблизились к восточным рубежам Руси, а во время так называемого “монгольского ига”, а может быть и позже, охоту с ними переняла русская знать. Таков набросок возможного пути появления русских борзых. Хотя об этом было бы уместно поговорить более обстоятельно в специальном очерке по истории русской псовой борзой.

И это только некоторые из существующих версий появления восточных борзых. Что не удивительно: по поводу происхождения самой собаки вообще и то споры не утихают. А уж возникновение пород собак, тем более древних, с трудом поддаётся изучению.



Таково краткое изложение возможной истории появления и распространения по миру борзых собак.



Сергей Матвеев

Суббота 5 май 2001


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 28-09, 19:32 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
lipsvora.nm.ru/p2.htm

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 06-01, 14:46 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Родион писал(а):
Русские борзые

Из всех охотничьих собак русские борзые представляют для нас, русских охотников, наибольший интерес. Действительно, они замечательны во многих отношениях - как самостоятельная и крайне своеобразная порода собак, несомненно выведенная русскими охотниками, как одна из красивейших собак, не имевшая себе равных в быстроте на коротких расстояниях.

Все это обязывает нас проследить подробно историю возникновения охоты с борзыми в России и происхождение псовых борзых.

К сожалению, сведения об охоте и собаках у славян в древности весьма скудны. Оно и понятно, если принять во внимание, что летописцами были монахи, вообще духовные лица, всегда весьма неприязненно относившиеся к охоте и считавшие собаку нечистою - псом смердящим. В этом отношении католическое духовенство резко отличалось от греко-русского, так как до времен Реформации, даже до XVIII столетия, большая часть епископов и высшего духовенства были охотниками. Мы знаем, что и теперь лучшие заводы охотничьих собак - сеттеров и пойнтеров - принадлежат англиканским священникам.

Несмотря, однако, на скудость сведений об охоте и собаках дотатарского периода, можно доказать, что русские борзые породы сравнительно новейшего происхождения и ни в каком случае не чистокровнее всех габсбургов и гогенцоллернов, как утверждал авторитет псовых охотников П. М. Мачеварианов, а тем более не были сотворены таковыми, не существовали спокон века, по мнению некоторых невежд - феопенов дворянского происхождения.

Дело в том, что у славян в древности не было и не могло быть борзых в настоящем смысле слова, т. е. таких быстрых собак, которые могли бы в течение нескольких минут, даже секунд догнать на чистом месте любого зверя по той простой причине, что они быстрее. Борзая ловит, а не заганивает. Самая местность, занимаемая славянами, была тогда покрыта дремучими лесами и отнюдь не могла благоприятствовать охоте с такими собаками. Нигде не встречается ни одного описания подобной травли и прилагательное борзый применяется, по крайней мере до XV столетия, только для обозначения быстроты коней. Известно, что в Древней Руси охота - ловитва - производилась при помощи тенет и собак, подлаивавших белку, отыскивавших бобров, гонявших и задерживавших оленя, зубра и тура; но это были, очевидно, те же самые остроухие собаки, которые до сих пор встречаются почти во всей России и на Кавказе в качестве промысловых, дворных и пастушьих. Это доказывается охотничьими фресками, украшающими лестницу на хорал Софийского собора в Киеве, построенного Ярославом Мудрым в память отражения печенегов (8), хотя сам творец "Русской Правды"* предпочитал "сидеть на берегу реки с улицей". На фресках между прочими сценами изображены охота на белку с лайкой, конная охота на медведя и лютого зверя (барса), остроухая собака, гонящая оленя, и соколиная охота на зайца. В завещании Владимира Мономаха (26) вовсе не упоминается о собаках, и собственно охота - ловы, ловитва - в те времена имела, в отличие от промысла, вид единоборства богатырей с крупными и опасными дикими зверями при незначительной помощи собак. У князей киевских и новгородских могли быть тогда лишь ловчие собаки, которые отличались не столько быстротою, сколько силою и злобностью. Борзых же князьям и их дружинникам вполне заменяли гораздо более быстрые ловчие птицы сокола, ястреба и беркута, бравшие зайца, лису, волка, сайгу и, кроме того, пернатую дичь. Этот способ охоты, часто упоминаемый в летописях, очевидно, ведет начало из Индии, откуда пришли все славяне; в Индии же и по настоящее время борзых нет, и псовая охота там вовсе не известна, даже между магометанами.

* В "Русской Правде" назначена довольно большая пеня за украденную собаку: наравне с соколом и ястребом. "А же кто украдет чюж пес, любо ястреб, любо сокол, по три гривны продажи, а господину гривна". Очевидно, здесь идет речь об охотничьих собаках, принадлежавших дружинникам, т. е. об упомянутых ловчих псах, употреблявшихся для охоты на крупных зверей, которых нельзя было затравить соколами и ястребами.

Можно предположить только, что у князей киевских могли быть собаки с Балканского полуострова - именно те брудастые полуборзые-полугончие, которые и до сих пор сохранились в Балканских горах, представляя собою помесь североафриканских борзых с брудастой овчаркой. Такое предположение тем более вероятно, что подобные же брудастые собаки, как мы видели, были выведены из передней Азии на Балтийское побережье одним из германских племен в эпоху великого переселения народов. Но это были все-таки еще не борзые, а рослые, сильные и сравнительно очень быстрые выборзки, гораздо менее похожие на борзых, чем современные шотландские дирхоунды. Вообще трудно сказать положительно, были ли эти собаки приведены на Балтийское побережье через Кавказ из Малой Азии уже в виде помеси арабской борзой с овчаркой, или же эта порода образовалась на месте путем скрещивания приведенных из Азии овчаров с хортыми борзыми кельтов и белгов. Последнее предположение вероятнее.

Выше было замечено, что борзая в сплошных лесах, занимаемых славянами до времен татарского нашествия, была совершенно неуместна и бесполезна. Но ее не было в древности и во всей Южной и Юго-Восточной России, имевшей степной характер, но еще не лишенной лесов. Геродот, описывая быт народов, обитавших на юго-востоке Европы за 500 лет до р. х., говорит, что все они занимаются охотой, которая производится следующим образом: охотник, высмотрев с вершины дерева какого-либо зверя, пускает в него дротиком, а потом, вскочив на коня, преследует раненого с помощью собак. Очевидно, это были не борзые, а ловчие собаки. Самый способ травли зайца, лисицы, волка или других зверей не мог бы не обратить на себя внимания наших предков. Все древние обитатели Южной России дотатарского периода, начиная со скифов, сарматов и кончая половцами и печенегами, принадлежали к турецко-татарским племенам, выходцам из Центральной Азии - Алтая и Монголии. Но так как у современных алтайских татар и монголов борзых нет, то нет никакого основания думать, что они были у их сродичей, проникших в Восточную Европу ранее, чем магометанство распространилось в Западной Азии. Так как у древних ассириян настоящая охота с борзыми была неизвестна и на их многочисленных памятниках мы встречаем в качестве зверовых охотничьих псов изображения громадных догов, реже остроухих собак вроде наших северных, то имеем полное основание утвердительно сказать, что в Малую Азию, Персию и Прикаспийские степи борзые были приведены арабами, покорившими в VII веке Персию, в VIII - Грузию и Туркмению. Здесь арабские борзые смешались с туземными вислоухими и длинношерстными горными собаками и образовали новую самостоятельную породу так называемых восточных борзых, характеризовавшихся короткою псовиною на теле при мохнатых висячих ушах и хвосте, обличавших их смешанное происхождение.

Когда монголы в XIII столетии наводнили Персию и Багдадский калифат и взяли Багдад, они, конечно, не могли не оценить охотничьих достоинств и быстроту неведомых им собак, уже пользовавшихся большим почетом в магометанском мире. Эти борзые были особенно пригодны им для охоты в степях, где они добывали им массу зверей - зайцев, сайг и антилоп, вполне гармонируя с облавным, массовым способом охоты, присущим монголо-татарским племенам, когда в охоте принимало участие целое войско, которое окружало огромное пространство. Такую охоту описывает Марко Поло в бытность свою у Кублая-хана в Монголии, где, однако, роль борзых выполнялась гепардами и даже дрессированными тиграми. Монгольские орды при своем нашествии на Юго-Восточную Европу по необходимости должны были кормиться охотой, так как стад, следовавших за ними и отбираемых у половцев и других кочевых народов, было недостаточно для прокормлении полчищ. Насколько Россия была в те отдаленные времена богата снедными животными, видно из того, что триста лет позднее войско Иоанна Грозного, шедшее на Казань, кормилось главным образом добываемыми по пути снедными зверями, птицею и рыбою.

Но кроме малоазиатских борзых татары, несомненно, привели с собою массу своих монголо-татарских собак, резко отличавшихся от туземных собак как легкого короткошерстного, так и более тяжелого и длинношерстного - волкообразного типа. Эти татарские собаки, о которых будет говориться в своем месте, более туземных имели право на название гончих. Когда татары осели на места, заняв Юго-Восточную Россию, и приняли магометанство, они, подобно всем последователям ислама, обратили особое внимание на борзых и охоту с ними. А так как в лесистых местностях травля ими была весьма затруднительна, то постепенно выработался особый, татарский, смешанный способ охоты, имевший аналогию со способом наганивания зверей одной половины орды на другую. Роль загонщиков выполнялась здесь татарскими гончими, выгонявшими из леса на опушку зверей прямо в зубы борзым, которых держали на сворах всадники - ханы и узбеки. Подобный способ охоты сохранился, по-видимому, до настоящего времени у приалтайских киргизов, к которым он перешел от русских татар.

С XV века летописцы уже не говорят более о ловах, ловчих, а о псарях, псовой охоте, охоте с собаками. В первый раз слово "псарь" упоминается в духовном завещании князя Владимира Андреевича (1410). Татарское владычество не могло остаться без влияния на изменение характера коренных русских охот - заганивания верхом с собаками крупных зверей в лесу и травли ловчими птицами мелких зверей и птицы на лугах, полях и болотах - травли, в свою очередь заимствованной татарами. Мы знаем, что русские по своей переимчивости приняли многие нравы и обычаи, начиная с одежды и кончая теремами, и нет никакого сомнения, что псовая охота на татарский образец существовала еще до Василия III (отца Иоанна Грозного), который, как известно исторически, был страстным любителем травли борзыми и даже заболел смертельно в отъезжем поле у Волоколамского (1533).

Герберштейн в своих записках о Московии дает довольно обстоятельное описание великокняжеской охоты с борзыми. Из этого описания видно, что в общих чертах охота производилась так же, как и теперь. Зверя, преимущественно зайца, выгоняли из леса при помощи очень большого количества крупных canes molossus et odoriferos, т. е. мордашей и духовых, или гончих собак, причем говорится о громком и разнообразном лае. Травля же выгнанных зайцев производилась т. наз. kurtzi "с пушистыми хвостами и ушами", "неспособных к долгой гонке", которых спускали со свор стоявшие на опушке всадники. Очевидно, это были восточные вислоухие борзые, имевшие длинную шерсть только на ушах и правиле, и именно куртинки, т. е. курдские борзые - название, сохранившееся за азиатскими борзыми до последнего времени.

Отсюда можно заключить, что борзые, приведенные татарами в Россию, если и изменились, то очень мало и еще сохранили висячие уши и короткую Псовину на теле, которая, может быть, несколько огрубела и удлинилась вследствие влияния климата. Как магометане и подражатели арабов, татарские ханы и узбеки должны были иметь о своих борзых, считавшихся символом знатности и богатства, такое же попечение, какое оказывают африканским слюги бедуины и среднеазиатским тазы туркмены, и, вероятно, тщательно блюли их в чистоте, не смешивая с другими собаками, считавшимися нечистыми и недостойными прикосновения правоверного. Присутствие татарского царевича (Ших-Алея) и татар на охоте, описываемой Герберштейном, может служить указанием на то, что она еще не была достаточно усвоена русскими и требовала руководителей. Насколько ценились тогда борзые, видно из того, что при заключении торгового договора с датским королем Христианом II в 1517 году ему были отправлены в подарок борзые, которых Христиан, в свою очередь, отправил французскому королю Франциску I.

Полное право гражданства псовая охота получила в Московском государстве несколько позднее, именно во времена Иоанна Грозного, после взятия Казани, когда мудрое правительство сразу закрепило свою власть, переселив значительную часть татарских князей и узбеков (дворян), самого беспокойного элемента, недовольного новыми порядками, в нынешние Ярославскую и Костромскую губернии, причем наделило их поместьями и понуждало креститься. С этого момента слияния татарского и русского служилого сословия, вскоре перероднившегося, татарские борзые и гончие распространяются по всему Московскому государству и под названием псов словенских проникают даже на запад, в Польшу. В старинных польских охотничьих книгах (?) говорится, что для травли волков надо употреблять псов словенских, отличающихся ростом и силою.

Надо полагать, что во второй половине XVI столетия начинается вывод новой - русской - породы борзых. Это доказывается, во-первых, несоответствием татарской борзой климату и условиям островной (т. е. выжидательной, а не активной) охоты; во-вторых, тем, что христиане не имели основании относиться так педантично к чистокровности своих собак; наконец, борзые рассеялись повсеместно, и трудно было вести породу в чистоте тем более что сношения казанских татар с астраханскими ногайскими и крымскими должны были сильно затрудниться. Татарские борзые могли принадлежать только татарам высшего сословия, никогда не были многочисленны и сохранялись от вырождения только свежею кровью южных борзых.

Таким образом, произошло сознательное, отчасти вынужденное скрещивание с туземными охотничьими собаками, каковыми были остроухие собаки волчьего типа. К концу XVI столетия у ярославских и костромских дворян-татар выработалась новая порода борзых, отличавшаяся длинною псовиною на всем теле с подшерстком, отчесами и гривою на шее и большими стоячими или полустоячими ушами. Все эти резкие породные признаки были переданы северною волкообразною собакой, в свою очередь происшедшею от неоднократной подмеси волчьей крови естественным и искусственным путем к чистопородной полудикой собаке, отличавшейся от волка более легким строением тела и длинными стоячими и узкими ушами. Эта форма ушей, замечавшаяся у разновидности русских борзых, известных под названием остроушек, до пятидесятых годов XIX столетия и по законам реверсии встречающаяся в виде редкого исключения по настоящее время, доказывает, что псовая борзая не могла образоваться от скрещивания татарской - борзой с короткоухим волком. С течением времени у большинства псовых борзых, как у всякой культурной породы, не имеющей надобности беспрестанно напрягать свой слух и мускулы ушей, конец ушей стал загибаться назад, а затем уши стали держаться в закладе, прижатыми к затылку, настораживаясь, т. е. слегка приподнимаясь только в минуты возбуждения. Таким образом, длинные, вислые и пушистые уши kurtzi у Герберштейна превратились в стоячее, полустоячее и прижатое ухо русской борзой; татарская борзая, как смешанная порода, оказалась слабее северной чистопородной и чистокровной ловчей собаки и только придала ей большую легкость, стройность и красоту.

Нет никакого сомнения в том, что для скрещивания с татарской борзой выбирались самые крупные и легкие остроухие северные собаки, которые и ранее во многих случаях заменяли борзых, т. е. были ловчими собаками, которые могли заганивать зверя, особенно в лесах и пересеченной местности. Такие собаки борзовидного склада встречаются до сих пор во многих местностях Северной России и в Сибири; к ним относятся зырянские, вогульские, башкирские и тунгусские лайки (28). По свидетельству П. Е. Яшерова, в селе Согостыре, при устьях Лены, встречается разновидность рослых северных собак, до складу очень напоминающих борзых, с настолько узким черепом, что уши у них, будучи прижаты, перекрещиваются концами, как у прежних наших псовых. Легкое сложение их вызвано аналогичным борзой назначением ловить оленей зимой в тундре по насту. Между этими легкими разновидностями лаек, отличавшимися длинными узкими ушами, встречаются экземпляры очень большого роста, до 17 вершков, например, между башкирскими и вогульскими, и нет никакого основания думать, чтобы между коренными собаками Средней и Северной России, вообще в Московском государстве и даже Великом княжестве не было подобных собак, тем более что зырянские лайки до сих пор ведутся в Вологодской губернии, смежной с Костромской и Ярославской. Эта порода или разновидность отличается от карельской лайки Олонецкой и Новгородской губерний более длинным ухом и более легким сложением. Князь А. А. Ширинский-Шихматов, исследователь пород северных собак, говорит, что движения зырянской лайки можно сравнить со скачкой и броском псовой, тогда как бег карельской напоминает бег тяжелой гончей. Мы знаем, что во времена царя Алексея Михайловича особенно ценились так называемые лошие собаки. В 1665 году боярин Благово ударил царю челом 2 охотниками и 10 лошьими собаками, за что и получил ценный царский подарок - 100 р. денег". Эти ловчие собаки велись в России еще в начале XIX века, так как упоминаются Левшиным в его книгах. Так назывались, несомненно, не гончие, а остроухие лайки большого роста, приученные к заганиванию лосей.

Во всяком случае, татарская борзая скрещивалась с туземными собаками, и очень странно предполагать, что русская псовая происходит от сибирских или монгольских собак, основываясь на том, что эти собаки могут ловить зверя и будто бы имеют очень плохое чутье и чрезвычайно острое зрение**. Сибирские остроухие собаки тут ни при чем по той простой причине, но монголо-татарские племена не могли привести их в большом количестве, ибо это были исключительно лесные и тундровые собаки, Монголам могли сопутствовать главным образом монгольские собаки, хотя бы потому, что они до сих пор питаются трупами людей и животных, в чем не могло быть недостатка при нашествии. Но монгольские собаки не имеют ничего общего с борзой вообще, тем более псовой, потому что они имеют вислые небольшие уши, сравнительно короткую шерсть, окрас большею частью черный в подпалинах и, как мы увидим далее, приближаются к гончему тину.

* Кутепов

** Совершенно непонятно, каким образом зоолог Гондатти, а за ним барон Розен в своем "Очерке истории борзой собаки" могут утверждать, что на всем пространстве Сибири встречается одна порода лаек с плохо развитым чутьем, почти не лающая, с загнутыми кончиками ушей и большими глазами навыкате. Самые названия этих собак - духовые, зверовые промысловые собаки, лайки - доказывают их чуткость и присущую им способность лаем указывать нахождение зверя. Все это теперь известно каждому охотнику. Гондатти, очевидно, имел в виду ездовых собак, которых только и видел. Северные собаки делятся на много пород и разновидностей, и между ними действительно некоторые имеют сравнительно слабое чутье, которое в тундре, как и в степи, не имеет такого значения, как в лесу и пересеченной местности. В тундре собака может видеть дальше, чем почуять, притом во все стороны, а не по ветру.

Северная собака легкого склада дала решительно все, что отличает русских псовых от других борзых: длинную псовину, образующую отчесы и гриву, масть - серую, серо-пегую и белую, форму ушей, прямой постанов задних ног (под себя), наконец, хвост, который, как известно, многие лайки не загибают кольцом на спину, а держат по-волчьи. Даже бросок, т. е. крайнее напряжение сил при настигании зверя, - качество, переданное лайкою и только получившее у псовой крайнее развитие. Лайка тоже делает при виде зверя ряд быстро следующих один за другим скачков и также бросает преследование, когда убеждается в бесполезности своего усилия, чего никогда не делает, по крайней мере в степи, восточная борзы, отличающаяся тягучестью и настойчивостью погони.

Сильнейшим доказательством справедливости теории происхождения русских псовых от смешения татарских борзых с среднерусской лайкой служит тот факт, что на Северном Кавказе у горцев адыге и кубанских казаков борзые имеют стоячие уши с загнутыми кончиками, часто серый окрас и более длинную псовину на шее, вроде гривы. Очевидно, эти борзые произошли от помеси вислоухой борзой горской с кавказской волкообразной собакой - дворняжкой и пастушьей, принадлежащей к типу лаек*. Есть основание думать, что смешение это произошло сравнительно недавно, не более 40 - 50 лет назад, так как в 70-х годах борзые Северного Кавказа, по крайней мере Терской области, почти вовсе не отличались от крымок**.

Н. П. Кишенский в своем замечательном труде Опыт генеалогии собак , не имеющем ничего равного себе не только в русской, но и во всей иностранной литературе и положившем основание решению вопроса о происхождении различных пород собак, первый указал на то, что русская борзая есть результат скрещивания северной волкообразной собаки с восточной борзой. Последняя дала только легкость склада, удлинила морду, но большая часть признаков унаследована псовой от лайки. Стоячее ухо, которое впоследствии стало закладываться назад - в затяжке, что замечается у многих лаек, ребра ниже локотков, спина с верхом (наклоном) и длина псовины переданы ей лайкой; шелковистость же псовины есть следствие ухода (и, прибавим со своей стороны, зависит также от позднейшей примеси мягкошерстной брудастой борзой); при худом воспитании и дурном выращивании она становится жесткою и грубою (песиковатою). Удлиненная псовина на шее, баки и отчесы, тем более муфта, свойственны лишь северному типу. Серая волчья масть характеристична для лаек; половая же есть видоизменение волчьей масти в другом направлении - это, собственно, светло-рыжая, а рыжие волки, как и лайки, встречаются нередко, но между ними никогда не бывает красных***. Лайки и волки, как и большая часть псовых, принадлежат к светломордым, и подпалины им несвойственны, а если и бывают, то светлые и нередко отграниченные. Вообще Кишенский совершенно основательно считает распределение псовины и масть настолько важными и устойчивыми породными признаками, что полагает возможным на основании их решать вопрос о происхождении собаки. Наконец, псовая борзая имеет "ту же волчью манеру нажидать добычу на близкое расстояние, целиться лежа и ловить одним коротким отчаянным усилием; последнее, служившее в продолжение многих поколений предметом подбора, развилось в баснословный бросок, подобный ружейному выстрелу".

* Серые с черноватою полосой по хребту, с короткой (сравнительно) псовиной, за исключением груди, шеи и хвоста.

** Например, Карагос, привезенный Егорновым в 1876 году и бывший на выставке.

*** Красные лисообразные лайки встречаются в Финляндии и составляют отдельную породу.

Как бы то ни было, почти через 50 лет после взятия Казани и начала смешения победителей с побежденными и туземной собаки с пришлой, царь Борис уже посылает в дар персидскому шаху Аббасу двух борзых, конечно новой русской породы, так как татарские борзые мало отличались от персидских, не представляли для персов ничего интересного и посылка их не имела никакого смысла. К тому же времени, вероятно, относится упоминание старинных польских авторов о псах словенских, с достоинствами которых поляки имели Возможность ознакомиться во времена междуцарствия и самозванцев. Известно исторически, что первый самозванец был страстным любителем псовой охоты и медвежьей травли и что он и окружающие его польские паны привели с собою немалое количество польских хартов. Последние, имея тоже свои достоинства, могли даже оказать некоторое, хотя незначительное, влияние на стати псовых, быть может, несколько облагородили их общий вид, улучшили уши и правила. Впрочем, еще царю Федору Иоанновичу английские купцы привозили борзых, легавых и бульдогов.

Трудно ожидать, чтобы в смутные времена конца XVI и начала XVII столетий псовая охота процветала в Московском государстве. В Подмосковье, очевидно, не осталось хороших собак, если царю Михаилу Феодоровичу пришлось посылать за ними в северную медвежью сторону. В 1619 году он отправляет в Галич, Чухлому, Солигалич, Судай, Кологрив и на Унжу двух охотников и трех конных псарей с наказом брать в тех местах у всяких людей собак борзых, гончих, меделянских и медведей. В грамоте даже приказывалось губным старостам давать стрельцов, пушкарей и рассыльщиков в помощь против тех бояр, дворян и прочих местных жителей, которые не захотели бы добровольно расстаться со своими любимыми псами и медведями*. Отсюда прямой вывод, что нынешняя Костромская губерния была действительно родиною псовых борзых и русских гончих и в ней еще в XVII столетии встречались лучшие, наиболее типичные представители.

Надо полагать, что именно с эпохи воцарения дома Романовых начинается упорядочение псовой охоты и приведение ее в стройную систему и русские борзые окончательно обособляются в отдельную, самостоятельную породу. В 1635 году появляется "Регул, принадлежащий до псовой охоты", составленный стольником рижским немцем Христианом Ольгердовичем фон Лессиным на немецком языке**. Из этого Регула мы видим, что в псовой охоте тогдашнего времени выработалась определенная терминология, в которой было уже очень мало татарских слов; что татарского остались только охотничьи одежда, седловка и сигналы, начинавшиеся не с высокого тона, как на западе, а с низкого; что, наконец, татарские вислоухие борзые, если не перевелись вовсе, то сделались очень редкими. Фон Лессин описывает только одну породу псовых борзых, у которых "псовина и лисы наподобие вихров, псовина длинная висящая, какая бы шерсть ни была, наподобие кудели2, т. е. прямая, не волнистая. Таким образом, уже в начале XVII столетия русская борзая резко отличалась длиною и мягкостью псовины и не могла иметь почти такую же короткую шерсть, как у крымки, только с подшерстком, т. е. той, какую описывает г. Губин под названием чистопсовой, считаемую им за самую старинную породу русских борзых.

Царь Алексей Михайлович, как видно из исторических документов, главным образом из его писем, охотился почти исключительно с ловчими птицами и, если и травил борзыми волков и зайцев, то очень редко. Это не мешало ему ценить борзых и вместе с соколами посылать их персидскому шаху, вероятно, и западноевропейским государям. К этому времени соколиная охота достигает наивысшего развития, но вместе с тем становится достоянием немногих лиц; травля с борзыми, видно, начинает заменять травлю ловчими птицами, и бояре времен царей из дома Романовых, по-видимому, забавлялись главным образом псовою охотою, реже охотою с ястребом. Вероятно, тогда произошла известная поговорка: соколиная охота - царская, псовая - барская, ружейная псарская, а также поговорка-загадка (бежит копейка, за копейкой рубль, за рублем сто рублей, а на сто рублей и цены нет). Огнестрельное оружие стало употребляться для охоты на зверей (крупных) со времен Иоанна Грозного, но, по-видимому, до Петра III, когда уже распространилась стрельба влет, которая сделалась известною во времена Алексея Михайловича, русские дворяне считали постыдным охоту с ружьем и продолжали принимать даже медведей и лосей из-под собак ножами и рогатинами, пернатую же дичь ловили ястребами, так как доставать соколов было очень трудно.

* Кутепов.

** Регул этот (рукописный) найден был недавно в архивах графов Паниных.

Петр Великий вовсе не был охотником: при его кипучей деятельности ему было некогда развлекаться охотою. Но внук его Петр II был страстным псовым охотникам, и, вероятно, исследование архивов императорской охоты в особенности прольет много света на псовую охоту в начале прошлого столетия. Несомненно, что вместе с основанием Петербурга и постоянными сношениями с прибалтийским рыцарством началось взаимодействие русской борзой и балтийской брудастой. Это влияние особенно сказалось в царствование Анны Иоанновны, во времена Бирона и влияния курляндцев, получивших обширные помест6я в Центральной России. Русские охотники должны были поражаться ростом, силою и злобностью курляндских брудастых, а курляндские бароны и новые русские помещики-немцы, в свою очередь, пленяться быстротою и красотою русских псовых. Очень может быть, что в начале XVIII века балтийские брудастые борзые уже имели значительную примесь ирлаидских волкодавов, которым и были обязаны своими выдающимися качествами. В письмах Ф. Наумова и Артемия Волынского к графу С. А. Салтыкову, относящихся к 1734 году, неоднократно упоминается о черных и чубаро-пегих брудастых, которые "скакали не лихо". Точно так же из этих писем можно заключить, что русские охотники усиленно скрещивали различные породы борзых - английских, польских брудастых - между собою и с псовыми.

Хотя не имеется ни описания, ни рисунков курляндских брудастых борзых, или клоков, прошедшего столетия, но можно с уверенностью сказать, что они принадлежали, подобно местным брусбартам и брудастым гончим, не к щетиношерстному горному типу, а к мягкошерстному, кудлатому, то есть равнинному типу, к которому относятся овчарка и пудель. Очень может быть, что в старинных остзейских замках найдутся портреты баронов с брудастыми борзыми, картины, изображающие травлю ими, а в семейных архивах - переписка, бросающая свет на эту теперь бесследно исчезнувшую породу. Несомненно одно, что курляндские клоки резко отличались своей клокастой псовиной от шотландских и прочих борзых; когда же они стали вырождаться, то остзейские немцы стали мешать их, с одной стороны, с русскими псовыми, а с другой - с ирландскими волкодавами и, вероятно, с шотландскими дирхоундами.

Эти скрещивания дали, как и следовало ожидать, различные результаты: в первом случае псовая борзая удлинила псовину клоков, сделала ее более мягкою, правильно волнистою, даже завитою. К аналогичным последствиям приводили и другие скрещивания брудастых собак с небрудастыми, и не подлежит никакому сомнению тот странный и еще не объясненный факт, что подобные смешения очень часто необыкновенно удлиняли псовину! Так образовались ирландские водяные спаниели, также немецкие шнур-пудели. При повторительном скрещивании полученных помесей с псовыми исчезли усы, брови и борода. Собаки стали гладкомордыми, гладконогими, гладкохвостыми, с курчавой псовиной, как у барана, с первого взгляда поразительно похожими на ирландского уатер-спаниели, только огромного, остромордого и борзоватого. Можно подумать, что курляндские псовые произошли от помеси курляндских клоков с хартами смежной Польши. Но этому мнению противоречит низкопередость, удлиненная псовина на шее и в особенности необычайная пруткость, соединенная с броском, унаследованные от псовой; злобность же, сила и рост переданы им, конечно, клоками и увеличены подбором. Весьма возможно, что в выводе этой породы главная роль принадлежала не остзейским баронам, а русским псовым охотникам, более интересовавшимся борзыми и охотою с ними, чем немцы, характеру которых она вовсе не соответствовала. Едва ли в Прибалтийском крае существовала когда-либо настоящая псовая охота на русско-татарский образец, и, вероятно, барокы употребляли борзых преимущественно для травли волков. Мы знаем только, что русские охотники прошлого столетия неоднократно скрещивали псовых с брудастыми - как ирландскими, так и курляндскими. Знаменитый Зверь князя Г. Ф. Барятинского, бравший в одиночку матерого волка (см. "Брудастые борзые"), происходил от Рид-Капа ирландского волкодава, выписанного из Англии курляндским помещиком Блюмом, и псовой суки.

Таким образом, приблизительно около 50-х годов прошлого столетия образовалась новая порода псовых борзых со многими признаками брудастых, только голомордая. Но так как эти курляндские псовые имели весьма неуклюжий вид и слишком резко выделялись между русскими псовыми красавцами, то совершенно естественно, что русские охотники не могли быть довольны внешностью курляндских псовых и, в свою очередь, стали усиленно смешивать их с чистокровными русскими псовыми. Результатом было окончательное исчезновение брудастого типа, как в псовине, так и складе, но псовина улучшилась - она сделалась длиннее, тоньше и гуще. Образовалась новая разновидность, которую в отличие от коренной породы стали называть густопсовой. Отсюда понятны сравнение Губина псовой борзой, как он называет собственно густопсовую, с орловскими рысаками* и мнение его, что порода эта выведена недавно, так что еще в начале восьмисотых годов считалась большою редкостью и ценилась очень дорого. По словам Губина, помещик Шацкого уезда П. Е. Мосолов, обладая настоящими псовыми (густопсовыми), продавал их в Польшу по 7 и 10 тысяч рублей на ассигнации. Из дальнейшего описания видно, что Губин считает псовую продуктом смещения чистопсовой борзой, считаемой им древнейшею русскою породой, с курляндской псовой на том основании, что между псовыми (густопсовыми) выраживались нередко голошерстные в типе чистопсовых. Регулом фон Лессина ясно доказывается, что в XVII столетии существовала только одна, или преобладала, порода борзых с длинною псовиной "наподобие кудели", а следовательно, мнение Губина, никем, впрочем, и не поддержанное, не выдерживает никакой критики.

Несмотря на то что Елизавета Петровна, еще будучи царевной, отличалась необычайною любовью к псовой охоте, мы не могли найти ни одного печатного сведения о том, как и с какими борзыми она охотилась в подмосковном селе Измайлове и других местах. Но и в еще более продолжительное царствование Екатерины Великой не выходило никаких охотничьих книг, из которых бы можно было составить себе понятие о тогдашних псовых охотах и породах борзых. Сохранилась лишь рукописная книга, вероятно копия, Руководство к ружейной охоте егермейстера Петра III Бастиана, в которой о борзых ничего не говорится; в 1778 (?) и 1785 гг. выходила книжонка Г. Б. "Псовый охотник", перевод какой-то, вероятно рукописной, польской книги, заключающий в себе описание хортой борзой. Во 2-м издании "Совершенного егеря" (17** г.) описание борзой и псовой охоты - дословная перепечатка "Псового охотника", так что чуть ли не единственные печатные сведения о русской псовой охоте и русских борзых времен Екатерины мы находим в Записках Болотова (1791), всего несколько строк, и в сочинении Дубровина о Пугачевщине, в котором упоминается о борзых симбирского помещика Ермолова (деда современника нашего Н. П. Ермолова), посланных им графу Панику, усмирителю пугачевского бунта. Впрочем, в 60-х годах было, по-видимому, составлено для графа А. Г. Орлова руководство к псовой охоте под названием: "0 порядочном содержании псовой охоты борзых и гончих собак". Книга эта, написанная под титлами, была подарена известному псовому охотнику Симбирской губ. Н. М. Наумову, от которого перешла к П. М. Мачеварианову. Что же касается книги Псовый охотник издания 1728 (?) года, о которой несколько раз упоминает Губин в своем руководстве, то, судя по некоторым цитированным фразам**, можно было бы думать, что это тот же Псовый охотник Г. Б., о котором говорилось выше; но так как далее г. Губин говорит, что он выписывает из этой старинной книги лады курляндских борзых, о которых Г. Б. не упоминает вовсе, то надо заключить, что у него имеется какая-то никому из охотников и библиографов не известная книга о псовой охоте. По всей вероятности, она рукописная и написана позднее 1728 года***.

* Более нежели вероятно, что густопсовая борзая была выведена графом А. Г. Орловым.

** Именно фраза: "не узка и не кругла, была бы сверху широка"; правило "в чистом серпе и в себе было бы свободно".

*** Можно, впрочем, допустить, что она была составлена для руководства молодого императора Петра 11 (1727 - 1730).

Первый раз деление русских борзых на породы мы встречаем только в Книге для охотников Левшина и в его же "Всеобщем и полном домоводстве", относящихся к началу этого столетия. В "Книге для охотников" (стр. 24) говорится, что "псовые собаки разделяются на обыкновенных псовых и густопсовых. К последним прежде всего надлежат собаки, собственно русскими называемые, имеющие длинную шерсть в завитках, очень густую и длинную псовину на правиле". А далее: "Борудастые собаки имеют шерсть весьма густую, длинную и клокастую. Сих также разделяют на борудастых обыкновенных и клоков. Клоки имеют по всему телу, даже на голове и ногах, шерсть густую, жесткую, иногда кудрявую. Лучшие из оных (?) курляндские; у оных голова, уши, ноги до локтей и хвост бывают как бы выбриты; прочее же тело покрыто густою шерстью..."

Почти то же самое повторяется во "Всеобщем и полном домоводстве". 1) Русские собаки густопсовые бывают очень рослы, имеют шерсть густую в завитках, т. е. длинными косицами, волнами висящими; хвост, или, по-охотничьи, правило, с густою, косицами же висячею шерстью подобием бахромы. 2) Псовые имеют шерсть довольно густую, но без завитков. 3) Борудастые (?), инако курляндскими называемые, имеют на себе шерсть густую, жесткую и кудрявую. Породная курляндская собака должна иметь голову, уши и ноги по колено с низенькою гладкою шерстью, как бы выбритые, стан же и прочие части покрыты густою вышесказанною шерстью, кроме хвоста, который должен быть голый и серпистый, т. е. в кольцо загнувшийся..." Как видно, курляндские псовые здесь неправильно причисляются к брудастым, так как они голоморды. В обеих книгах к хортым причисляются "польские, английские и крымские" и ни слова не упоминается о чистопсовых. Каким же образом могла произойти эта порода псовых и откуда могло возникнуть мнение, что это старинная, коренная порода русских борзых, доказывающая свою кровность тем, что в ней никогда "не выраживаются сюрпризы, как у псовых", и самым названием "чистый пес" в смысле отсутствия какой-либо подмеси и "чистоты" собаки по виду? Хотя г. Губин и ссылается на никому не известную книгу "Псовый охотник", в которой встречаются будто название и описание чистопсовой, однако все старые охотники, из которых многие начали охотничью карьеру в начале этого столетия, никогда не считали чистопсовую коренною русскою породой, а позднейшим продуктом помеси псовых с хортыми и восточными борзыми, большинство - даже неустановившеюся породою. Мы не можем, конечно, безусловно отрицать возможности существования в какой-либо местности Средней России с давнего времени отродья борзых с очень короткою псовиною, но с подшерстком вроде вышеупомянутых кубанских борзых. Такая порода могла образоваться от смешения восточной борзой с какой-нибудь короткошерстною лайкою, подобно последним борзым, но всего вероятнее, что она могла произойти от хартов, приведенных поляками в конце XVI и начале XVII столетий вместе с самозванцем. Влияние польских хартов продолжалось и в XVIII веке, и из писем Волынского и Салтыкова мы видим, что русские псовые охотники восторгались ростом хортой литовского графа Завиши и намеревались вязать ее с польской же или брудастой сукой. Артемий Волынский писал также, что "один английский дворянин привез ему английскую суку; такой наивной еще не видал", откуда видно, что в царствование Анны Иоанновны были не особенною редкостью и английские борзые. Красота и чистота форм последних, еще не имевших подмеси бульдога, были соблазнительны для русских псовых охотников, и неудивительно, что они при всяком удобном случае подмешивали польских и английских хортых к своим псовым.

Во всяком случае, такие помеси в прошлом столетии не могли быть особенно частыми и систематичными и встречались только у больших бар, имевших сношения, ведших знакомство с польскими магнатами и членами английского посольства, как Волынский, Салтыков, Панин и Орлов. Чистопсовые могли выделиться в самостоятельную расу только в начале этого столетия, по окончании наполеоновских войн. Если и теперь, когда число псовых охотников уменьшилось по крайней мере вдесятеро против прежнего, на нашей памяти по окончании севастопольской кампании последней турецкой войны, даже ахалтекинской экспедиции (29), приводились в Россию военными десятки, сотни крымок, турецких борзых и туркменских тазы, то в начале этого столетия русские офицеры не могли стесняться подобного рода живою контрибуцией и без зазрения совести отбирали всех понравившихся им лучших легавых и борзых. Известно достоверно, что все наши туземные легавые происходят от французских, отчасти немецких легашей, приведенных в огромном количестве из Франции и Германии. А так как большинство охотников-офицеров были тогда псовыми, а не ружейными охотниками, то само собою следует, что по окончании наполеоновских войн немало попало в Россию и борзых, главным образом польских хортых, частью английских или близких к ним, тогда еще не составлявших большой редкости во всей Западной Европе, особенно в Польше и употреблявшихся преимущественно для травли зайцев.

Таким образом, в двадцатых годах текущегo столетия в России имелись четыре самостоятельные породы псовых борзых: русская псовая, курляндская, густопсовая и чистопсовая, причем каждая из них имела резкие, более или менее наглядные отличия даже для непосвященных. В эти времена почти каждый состоятельный помещик, подмосковных губерний в особенности, вменял себе в нравственную обязанность держать борзых и гончих, иногда в значительном количестве - сотнями. Многие из владельцев таких крупных заводов из ложного самолюбия отнюдь не дозволяли мешать своих собак с чужими и вели породу в безусловной чистоте, придерживаясь одного из этих типов с некоторыми мелкими отличиями склада, роста и главным образом окраса. Вследствие такого замкнутого ведения породы в различных местностях образовались многочисленные разновидности - отродья этих типов, имевшие весьма устойчиво передававшиеся приметы и называвшиеся по фамилии владельцев. Нельзя, в самом деле, допустить тождество борзых ярославских и владимирских помещиков с псовыми орловских и воронежских охотников. Были густопсовые в завитках, вилою и с прямою псовиною, лещеватые и с довольно выпуклыми ребрами, было, наконец, немало таких фамильных пород, которых нельзя было отнести к какому-либо определенному типу, так как они были промежуточными.

Хотя в турецкие войны прошлого столетия (30) русскими псовыми охотниками и вывозилось из Крыма и Молдавии немалое количество вислоухих борзых, но они долгое время не имели и не могли иметь заметного влияния на лады и поскачку русских псовых. Настоящая степная травля и охота внаездку были тогда почти неизвестны, и существовали только островная езда и травля из-под гончих, причем требовалась пруткость и бросок, но не сила в смысле способности к продолжительной скачке. Русские охотники, как и теперь, опасались испортить, точнее, обезобразить псовых подмесью степных, главным образом потому, что последние надолго, т. е. на несколько поколений, передавали вислые уши, совершенно не гармонировавшие общему виду псовой. Постоянная же островная езда в лесных губерниях послужила к необыкновенному развитию быстроты на коротких расстояниях в ущерб силе. Если принять во внимание часто упрямое ведение породы в самой себе, т. е. замкнутое, несмотря на периодически опустошавшую псарни чуму, ведшую к вынужденному кровосмешению и вырождению, то неудивительно, что, когда леса поредели в 20 - 30 годах, знаменитые густопсовые оказались непригодными для продолжительной травли в полях, тем более в степях Саратовской, Воронежской и других черноземных губерний. Более предусмотрительные южные охотники мешали своих густопсовых с чистопсовыми или же с английскими и польскими хортыми, которые, конечно, не могли испортить общий вид русской борзой, и уши ее в особенности. Но английская борзая старого типа не отличалась силою, сама подвергалась вырождению и не могла улучшить рыхлое сложение густопсовой.

В этот критический момент, когда большинство псовых охотников начинало роптать на короткодухость густопсовой, на сцену выступили борзые, бывшие до сих пор почти неизвестными и соединявшие силу с пруткостью и стальными ногами, не разбивавшимися ни в какую колоть и гололедицу. Это были горские борзые закавказских татар и персидских курдов (31), отличные от степных тазы туркменов.

Первые горки были приведены в Россию фельдмаршалом графом И. В. Гудовичем и его сподвижниками после арпачайского дела (в 1807 году), где был разбит персидский сераскир Юсуфпаша. Некоторые из этих собак были куцые и отличались необычайным развитием зада, что делало их весьма изворотливыми на угонках, несмотря на отсутствие хвоста. Но слава горских борзых начинается, собственно говоря, с знаменитого Сердечного (генерал-майора П. А. Ивашкина), происходящего от собак И. А. Кологривова и выведенного от скрещивания горских с чистопсовыми*. В продолжение 5 лет (с 1818 по 1823 г.) Сердечный отличался феноменальной резвостью на московских садках, на которых не встречал соперников. Сердечный не ловил, но, так сказать, бил зверя (зайца), заскакивая б. ч. вперед. Не было примера, чтобы когда-либо он не только упустил зайца, но и не убил его с первой угонки. Это была в полном смысле лихая собака.

Необычайная резвость Сердечного была причиною тому, что все очень богатые и очень страстные охотники стали доставать с Кавказа горских борзых и смешивать их с псовыми, причем одни придерживались псового, другие, имевшие возможность доставить новых производителей, - горского типа. Кроме Кологривова, Ивашкина, горские борзые были у А. А. Столыпина, саратовского губернского предводителя**, Е. Н. Тимашева, А. П. Кравкова и в особенности у генерала А. В. Жихарева, который вел их до самой смерти своей почти в чистом виде. Кровь Черкеса, выведенного из Персии, имелась в большей части собак калужских охотников: челищевские борзые тоже имели в числе родоначальников куцых горских борзых (с 20-х годов).

* См. "Ж. конноз. и охоты", 1842 г., 7. Здесь в первый раз печатно употреблен термин чистопсовая, однако не в смысле породы, а для обозначения кровности, чистоты псовых, что доказывается тире между словами. Надо полагать, что в это время густопсовые преобладали и чисто псовых было сравнительно мало. Позднее, как известно, название чистопсовая стало применяться к русским борзым, имевшим сравнительно короткую псовину и происходившим от смешения псовых как с хортыми, так равно и с восточными борзыми.

** Именно анатолийские куцые, подаренные каким-то черкесским (?) князем, женившимся на родственнице Столыпина. Привезены красно-пегий кобель и черная сука (Мачеварианов. Письма. - "Пр. и охота", 1880, VII).

Турецкая кампания 1828 года, в свою очередь, имела последствием множество вывезенных в Россию восточных борзых крымских и собственно турецких; кавказские офицеры, возвращаясь на родину, постоянно приводили горских собак. Знаменитая столыпинская сука Любезна, позднее (в 30-х годах?) Отрадка А. С. Хомякова, отличавшаяся на московских садках, тоже происходили от анатолийских куцых Столыпина, мешанных с псовыми, еще более содействовали упрочению славы восточных борзых и мнению о необходимости скрещивания псовых с вислоухими для придачи первым недостававшей им силы. "Надо было видеть, говорил Мачеварианов*, - как господа саратовские и, в подражание им, смежных губерний охотники, озадаченные крымками, кинулись добывать собак с вислыми ушами. Тут не было разбора ни кровности, ни породистости, ни статей, ни лада: лишь бы висели уши; а достать было легко от кочующих в астраханских и саратовских степях калмыков и киргизов. Сколько раз при разборе этих нетопырей упоминались князья Тюмень и Джангер-Букеев как главные выводители таких именитых пород; от смелейших доставалось и Шамилю..." Огромное количество крымок было приведено в южные и средние черноземные губернии после крымской кампании.

Неудивительно поэтому, что к 60-м годам большая часть псовых была перемешана с крымками, вообще восточными борзыми, утратила длинную псовину и характерный постанов ушей - в закладе, то есть сделались короткошерстны и получили ухо с кровью, хотя короткое, но распущенное. Эти мешаные псовые и сделались известны у нас около 50-х годов под не совсем правильным названием чистопсовых, подразумевая у них короткую не волнистую псовину. Такие чистопсовые собаки имели одно время очень большое распространение, но, собственно говоря, не успели выделиться в особую породу с постоянными признаками, так как под этим названием разумелись не только помеси псовых с восточными, наиболее многочисленные, но также и продукты скрещивания псовых с выписанными английскими и польскими хортыми борзыми, которых немало было приведено в Россию в 1831 году после первого польского восстания. Поэтому весьма распространенное мнение, что чистопсовые борзые происходили исключительно от смешения псовых с английскими, неверно, и таких англопсовых было меньшинство. Правда, еще в 20-х годах английская сука Модестка, принадлежавшая Поливанову, заставила обратить внимание на английских борзых, но так как они совершенно не соответствовали нашему климату и в те времена доставались с большим трудом, то встречались редко у немногих передовых псовых охотников, которые охотно, впрочем, подмешивали кровь английских и хортых к псовым, так как помеси эти не могли иметь такого безобразного уха, как чистопсовые полукрымки. [/b]

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 06-01, 14:47 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Цитата:
В дореволюционной России различали три основных вида охоты с борзыми: комплектную, мелкотравчатую и односворную.

Комплектная охота проводилась большей частью богатыми помещиками - владельцами угодий в лесостепной полосе. Она состояла из большой стаи гончих и многих свор борзых при многочисленной охотничьей прислуге (ловчий, доезжачие, борзятники, выжлятники) и большом числе лошадей.

У мелкотравчатых охотников было всего по нескольку свор борзых, по две-четыре верховых лошади при двух-трех, а то и одном обслуживающем борзятнике.

Одною сворой в три или две борзых, а то и одной собакой обходились борзятники-непомещики преимущественно в чисто степных областях. Это были казаки донских, кубанских, терских и уральских станиц и охотники народностей Крыма, Северного Кавказа и Средней Азии (бывшего Туркестана).

Главным способом комплектной охоты была островная езда. Предварительно ловчий разведывал волчьи выводки. В назначенное время (обычно с сентября) из поместья выступала целая охотничья армия при стае гончих до двадцати и более смычков и множестве верховых борзятников. Каждый из бар и слуг вел на своре большею частью по три борзых. Борзятники становились на лазы вокруг острова (леса среди полей), а ловчий заводил стаю гончих так, чтобы насадить ее прямо на волчьи логова и по возможности разбить выводок; в этом случае стая, расколовшись, гнала и выставляла на разные лазы сразу несколько волков.

Кроме езды по волкам, тем же островным способом при участии гончих охотились также на лисиц и русаков.

Из других способов была распространена охота в наездку, сходная с современной. Борзятники, если их было много, выравнивались и ехали полями метрах в ста друг от друга, имея всех борзых на сворах. Травил тот, от кого ближе всех поднимался зверь. Ездили большей частью не производя шума, особенно если рассчитывали травить лисицу, но в периоды, когда русак лежал особенно крепко, борзятники ехали все время хлопая арапниками (езда на хлопки). При этом равнение соблюдалось не так строго и борзятники старались обыскивать кустики, межи, лощинки, где мог скрываться заяц. Только в наездку охотились мелкотравчатые и односворные борзятники, причем у последних собаки шли в свободном рыску.

По пороше охотились в одиночку или по двое-трое с борзыми на сворах или на свободе, съезжая русаков по следу. Была еще охота с саней. При охоте на волков борзятники ехали в нескольких санях, имея борзых в санях же. Завидев в поле волка (или волков), охотники старались окружить его с нескольких сторон и, продолжая движение, уменьшали круги, двигаясь по спирали. Приблизившись к зверю насколько возможно, показывали его борзым и пускали их с саней. Подобным образом (в одиночку) объезжали и травили также мышкующих лисиц. Такая охота была возможна, конечно, лишь по мелкому снегу.

В настоящее время главным является способ, соответствующий охоте в наездку, с той разницей, что теперь борзятники реже ездят верхом, а большей частью ходят пешком. Время охоты в большинстве областей РСФСР непродолжительно - ноябрь, декабрь. Раньше охота запрещена, позже - снег глубок. В южных областях, как, например, в степях Северного Кавказа, южных районах Казахстана и среднеазиатских республиках, охотничий сезон гораздо длиннее.

По условиям грунта охота с борзыми делится на охоту по чернотропу и охоту по пороше. В более северных областях в иные годы охоты по чернотропу может и не быть, когда срок разрешения охоты совпадает с началом зимы. Погода и состояние грунта имеют для борзой чрезвычайно важное значение. В зависимости от погоды грунт по чернотропу может быть мокрым, влажным, сухим, мягким или жестким, мерзлым, наконец, бывает гололедица.

К особенностям самого грунта добавляются еще и свойства почвенного покрова (травы). Местность может быть луговым долом, ковыльной, полынной или солончаковой степью, иногда близкой к песчано-пустынному типу; травля может происходить и на культурных полях: на озимях (зеленях), жнивье со стерней, нетронутой или выбитой скотом, в сорах - зарослях бурьянов на брошенных пашнях, на участках из-под подсолнуха, наконец на свежей пашне - боронованной или взмете.

На лугах и степных целинах влажность грунта не имеет особого значения, лишь бы он не слишком пересох и не закаменел. Единственно, что затрудняет скачку борзой в подобных угодьях, - это гололедица, когда каждый стебель превращается чуть ли не в ледяную палку и собака не только на скачке, но еще в рыску до подъема зверя сбивает ноги и лапы в кровь. Важнее состояние погоды в полях. На сухом пыльном взмете и даже на сухой бороновке борзые при скачке могут сорвать кожу на подошвах лап. Еще хуже такие поля, когда после затяжных дождей землю скует мороз. По закаменевшим пластам взмета или комкам бороновки скачка ведет иногда не только к срыву кожи, но и к растяжениям связок и даже вывихам. Зверь в этих условиях большею частью уходит, а борзая калечится. Поэтому борзятники "по ножам" на охоту не выходят, если нет вблизи целины или больших массивов озимей или стерни, где можно травить зверя, не допуская его на голые поля. В дожди на свежих пашнях (а также на озимях и жнивье) создается особая обстановка. Земля размокает и сильно налипает на лапы зверя и борзой; те и другие теряют резвость, но у собаки, конечно, больше силы, да и ноги длиннее, и она не дает хода ни русаку в черноземовых лаптях, ни лисице, теряющей в этих условиях всю свою увертливость. Русак спасается, только если ему удастся вырваться на травянистую целину и он успеет обтереть ноги, пока еще борзая не достала его. Плохо скакать русаку и по замерзшей пашне, когда она, начав оттаивать, станет скользкой и даст подлип на лапы; борзой это мешает гораздо меньше. Очень трудна скачка для собаки на полях с будыльями убранного подсолнуха, скакать по такому полю трудно даже лошади.

Условия скачки борзой по белой тропе тоже неоднородны. Лучше всего мелкая и мягкая пороша при небольшом морозе. Чем глубже становится снег, тем тяжелее скачка для борзой и для зверя. Пока снег остается рыхлым, - преимущества на стороне борзой, но по мере передувания и уплотнения снега в полях он все более способен нести зайца и лисицу и все более затрудняет работу проваливающейся борзой. Еще хуже для собаки образование на снегу после оттепели ледяной корки, выдерживающей зверя и режущей ноги собаке.

Если в начале зимы сразу выпадает глубокий снег, то может получиться мертвая пороша, по которой зверь не бродит ночью и почти не дает следа. Найти его тогда очень трудно, зато, поднятый, он не может бежать резво и лишь ныряет в снегу. Борзая быстро ловит зверя в эту пору, но, конечно, красоты и спортивного интереса такая охота, как и охота по мокрой пашне, не представляет.

Наилучшая погода для охоты с борзой - сухая, прохладная, когда почва все же влажна после недавних дождей, а температура около 5-10° тепла. Невозможна охота в сильный дождь, в жару и крепкий мороз, а особенно при густом тумане, когда и собака теряет зверя, и охотник ничего не знает о том, как идет травля. В отношении температурных условий многое зависит от области, где производится охота, и от климата, к которому привыкли местные собаки.

Борзые более северных областей, как Тамбовская или Ульяновская, не могут успешно работать при такой теплой погоде, какая не создает трудностей, например, для сталинградских борзых, не говоря уже о среднеазиатских тазах.

Лучшими местами для травли являются ровные или слегка волнистые целинные степи, поросшие ковылем или полынннком. В таких местах обычно отличная видимость вдаль и большие удобства для скачки борзых и лошади. Во многих областях целин нет и охота идет в культурных полях. Конечно, и здесь чем ровнее местность, тем лучше, однако нередко зверь, избегая ровных и голых полей, то жмется к оврагам, то ложится в густых бурьянах, откуда вскакивает и уходит незамеченным.

Поздней осенью сильно побелевший русак часто ложится на взмете между пластами. Здесь на черном фоне пашни он далеко виден и можно искать его в узерку. Однако травля по комкам и пластам очень тяжела, и далеко не каждая борзая заловит русака, если не удастся выбить его на стерню, озимь или луговину.

В последнее время в южных степных областях создается много лесных полезащитных полос. Русаки в таких местах ищут спасения от борзых в лесных посадках, где, кроме кустов и деревьев, их скрывает и высокая трава. Псовые борзые помещичьих охот в лесу вовсе не работали, но среди современных промысловых борзых не редкость такие, которые не теряют зверя в лесополосе и ловят его там. Можно привести хотя бы такие примеры: на Саратовских областных испытаниях в 1946 году сука Кара, принадлежащая Гордееву, после трехкилометровой скачки заловила русака в лесопосадке вдоль железнодорожной линии. На Ростовских областных состязаниях в 1950 году кобель Иванова Герой после нескольких угонок поймал русака в довольно густой полезащитной лесополосе.

Когда русак ложится возле оврагов, взять его трудно. Поднятый, он скрывается в ближайшем отвершке, и только очень опытные борзые иной раз умеют не потерять его и, когда он выровняет бег по дну оврага, настигают и ловят его или угонками выбивают вон из оврага, чтобы разделаться с ним на чистом месте. Не всегда это удается, особенно, если овраг извилист и разветвлен.

Лисица на дневку ложится также в разнохарактерных местах. Иногда она ляжет на взмете, где ей далеко видно и где она вскакивает - за полкилометра и больше и затем успевает скрыться в ближнем овраге, не подпустив к себе собак. Нередко лисица располагается на стерне, на кучках соломы, оставшихся после уборки комбайном. Здесь борзятник может подойти к ней близко, так как кругозор ее ограничен кучками соломы. В этом случае травля обычно успешна. Иногда после утреннего мышкования лисица ложится на вершине омета, откуда ей далеко видно. Издали заметив человека с борзыми, она уберется вовремя. Бывает, что лисица день проводит неподалеку от норы. Местонахождение нор борзятник должен знать и, конечно, проведывать их во время охоты; здесь он часто может найти добычу. В сильные морозы русак и лисица забираются в бурьяны, вскакивают, близко подпустив собак, но зато быстро и скрываются. Необходимы исключительная зоркость и резвость собак, чтобы не упустить зверя в этих условиях. В бурьянах случается наткнуться и на волка, особенно в ветреную погоду, когда шум сорняков заглушает шаги.

Верховой борзятник имеет большие преимущества. Он прежде всего объедет гораздо больше мест; ему доступны угодья даже за 15-20 км от дома. Нечего и говорить, как много значит хорошая лошадь, дающая возможность во время самой травли видеть вблизи самые захватывающие моменты работы борзых. Лошадь также очень полезна тем, что освободит охотника от ношения добычи. Верховой борзятник не тратит к тому же время на снятие в поле шкуры с лисицы, что неизбежно для пешего. Добыв трех-четырех русаков, из которых каждый весит 4-5 кг, пеший борзятник вынужден прекратить охоту, так как с грузом 15-20 кг она уже невозможна. Для приторочивания зверя к седлу практикой выработаны правила: лисицу следует приторочивать только за глотку, туго затянув мертвую петлю. Лисица, притороченная по-русачьи за задние ноги, может, если она не добита, выйти из обморочного состояния и вцепиться зубами в пах лошади. Взбесившаяся лошадь понесет, не слушая повода, и может сбросить и убить всадника. Приторочивая к седлу русака, следует отрезать по сустав задние лапы (пазанки), чтобы они не мешали ездоку. Между сухожильем и костью одной из задних ног делается прорез, куда просовывается другая задняя же нога. Петля тороков продевается между ногами и накидывается на суставы. Привязанный таким способом русак перекидывается на другую сторону седла, чтобы он не болтался. При невозможности каждому охотнику иметь верховую лошадь целесообразно объединиться трем-четырем борзятникам для пользования общей лошадью с повозкой, на которой удобно доехать до места и возить добычу.

...Вот наступил долгожданный день. Охота разрешена. Борзятник или компания не более чем из двух-четырех охотников объезжает или обходит поля и степные целины, где держится и ложится на день зверь. При этом учитывается, конечно, и характер местности, которая должна допускать как скачку собак и лошадей при травле, так и наблюдение за всем ее ходом. Охотники и их собаки проверяют лощинки, межи, бурьяны и другие излюбленные зверем места. Слыша приближение людей и собак, зверь выскакивает, и начинается травля.

Объектами охоты в европейских областях являются почти исключительно лисица и заяц-русак. Вскочив, русак обычно дает полную резвость не сразу; сперва он будто разминается и оценивает обстановку, а почуяв погоню, наддает во все ноги. Борзые жадно бросаются за зверем, но если он вскочил близко, то, бывает, ловят без угонок.

Но если он успел разбежаться, то поймать его без угонок удается редко. Угонка со слабым поворотом зверя в сторону называется повихом. Про угонку, от которой зверь бросился назад, говорят, что борзая "поставила русака ушми (не ушами) назад". У борзятников считается, что чем резвее борзая достает зверя, тем круче угонка. Крутая угонка выгодна для травли, так как она сильно сокращает расстояние между зверем и борзыми, скачущими вслед за давшей угонку, а если борзая поставила зверя "ушми назад", то это еще дороже - в этом случае он может сам попасть в зубы задним собакам. Обычно после трех-пяти угонок хорошие борзые ловят зайца. Бывает, что несколько борзых окружат русака и угонками, словно мяч, швыряют его друг другу, а он вдруг дает свечку и, перелетев через собак, бросается во все ноги напрямик и, случается, вовсе уходит.

Лисица - наиболее интересный зверь не только по ценности шкуры, но, главное, по красоте самой ловли, по увлекательности борьбы между увертливостью зверя и резвой и ловкой работой собаки. Поимка лисицы интереснее, эффектнее, чем поимка русака. Лисица не уводит борзую из поля зрения борзятника, что при травле русака случается нередко.


Интересно отметить, что лисица, несмотря на меньшую, чем у русака, резвость, иногда, выдержав десяток, а то и два угонок, благополучно уходит оврагами или норится. Конечно, у лихих поимистых борзых этого не бывает.

Если лисица поднялась в меру, т.е. не далее 70-80 м, то расчет с ней короткий, и хорошие борзые не отпустят ее далее 200-300 м. Но бывает, что лисица вскочит далеко или борзятник заметит мышкующего зверя за 1-2 км, а то и далее. В этом случае охотник, рассчитав ход зверя, спешит, если позволяет местность, скрытно пересечь ему путь, чтобы по возможности приблизиться и показать лисицу собакам на небольшой дистанции.

Если же местность не допускает скрытного движения, то конный борзятник берет самую надежную из своих собак на седло и оттуда показывает ей лисицу, а пеший поднимает как можно выше перед собаки, чтобы дать ей возможность видеть поле через заросли бурьяна и другие мелкие препятствия.

Запомнив направление, где замечен зверь, борзая делает длинную доскачку, не видя его; другие собаки скачут первое время за ней. Когда расстояние сократится и лисица окажется на виду, борзые наддают до своей полной резвости. Заметив опасность, лисица также пускается во все ноги. Такая травля требует от собаки выдающейся зоркости, мастерства и силы. Успех ее не всегда обеспечен, но зато велико удовлетворение борзятника, когда он видит, как собаки достали дальнего зверя, начали "бить его на угонках" и, наконец, заловили. Большую пользу здесь, как и вообще при нашей охоте с борзыми, приносит хороший полевой бинокль.

Встречаются борзые, которые по пороше мастерски используют свой светлый окрас и умеют приблизиться к мышкующей лисице, замеченной ими хоть за километр. Пока лисица, увлеченная своей охотой, прыгает и роется в снегу, ловя мышь, борзая скачет к ней. Как только лисица остановится, осматриваясь, борзая ложится. Так продолжается, пока собака не окажется близко от зверя; тогда она уже открыто бросается к лисице и быстро ловит ее. Так вел себя на охоте, например, псовый кобель Порхай саратовского борзятника П. Л. Романова. При подобной охоте очень полезен борзятнику белый маскировочный халат.

Добыча русака производится большею частью попутно с охотой по красному зверю. Русак, а особенно матерый, требует от собак большой резвости, и есть много борзых, которые неплохо ловят лисицу, но редко достают русака. Не мало среди промысловых борзых (особенно южнорусских) и таких, которые, не осиливая русака накоротке, берут его измором и ловят после упорной скачки на 2-3 км и более. Русак долго ведет за собой таких собак, как на буксире, и они не в состоянии броском преодолеть остающийся до зверя просвет в 15-30 м, но силы зайца иссякают, и тогда после каких-нибудь двух-трех угонок заяц бывает пойман.

Все сказанное характеризует в общих чертах обычный современный способ охоты с борзыми.

Итак, дело как будто просто: охотник с собаками большею частью в свободном рыску двигается по полям и степным целинам, вблизи выскакивает русак или лисица, борзые бросаются за зверем, настигают и после нескольких угонок ловят.

В действительности бывает далеко не так.

...Борзятник вышел в поля ранним ноябрьским утром. Крепкий морозец, лужи застыли, побуревшая осенняя трава от инея стала седой, иней лежит на всем: и на комках пашни, и на кучках соломы, разбросанных по жнивью, и на самой стерне, и на зеленях, которые из ярко-изумрудных стали теперь белесо-сизыми.

После нескольких морозных дней на дорогах грязь заковало и колеи, накатанные автомашинами, засияли и стали широкими и ровными, как асфальтированные. Русак сильно побелел и на морозе лежит некрепко.

Охотник идет полями, собаки свободно рыщут недалеко впереди. Пройдено большое поле ржаного жнивья и выбитое скотом просянище. Зверя нет. Перебравшись через овраг, борзятник долго идет по обширным зеленям, пересекает неглубокую лощину и зигзагом проверяет широкую залежь кое-где с куртинками бурьянов и кучками "перекатихи", возле которых любят ложиться русаки. Зверя все нет. Опять жнивье, еще полоса озими, еще бурьяны, овражек, луговина, полоса убранного подсолнуха с поломанными скотом и все еще кое-где торчащими будыльями. Прошло уже три часа в бесплодных поисках, а зверя все нет и нет. Должно быть, весь русак на пашне залег! Как ни трудно идти по мерзлому взмету, как ни плохо здесь травить зверя, охотник скрепя сердце подается к чернеющей в стороне полосе пашни шириной около четверти километра и начинает пересекать ее. Вот борзятник прошел по комкам не меньше трети полосы и уже успел порядочно натрудить ноги. Борзым и то не нравится здесь. Они уже не рыщут весело по сторонам, а лишь перебираются с пласта на пласт, с комка на комок в нескольких шагах от хозяина. А он думает: неужели и здесь зайца нет?..

Вдруг впереди будто вспыхнул белый клубочек... Далеко, не подпустив к себе метров на сто, вскочил крупный, матерый, хорошо выцветший русак и легко поскакал по закаменевшим глыбам чернозема, приближаясь к краю пашни наискось.

Половая легкая Вьюга, взвизгнув, заложилась по зверю, но волей-неволей не может развить всю свою великолепную резвость, да и чернопегий старший брат ее Верный, который тоже недолго церемонится с любым русаком на удобном грунте, несмотря на всю свою жадность, на весь свой азарт, также скачет не во весь мах.

Русаку тоже трудновато, и заметно, что отчаянный порыв собак не пропадает даром, расстояние между ними и зайцем начинает уменьшаться; но вот белеющий мчащийся мячик уже выскочил на край взмета и, повернув некруто влево, полетел вдоль пашни, резко прибавив ход. Почему же заяц не пошел прямиком на озимь? Да ведь между нею и взметом оказалась до блеска накатанная дорога. Став на нее, русак понесся вихрем, и расстояние между ним и борзыми быстро увеличилось. Когда собаки, наконец, выбрались на дорогу, заяц уже чуть виден. Вот где понадобились сила, выносливость и настойчивость! Хорошо натренированные, успевшие уже за сезон втянуться в работу, борзые помчались дорогой. Тут-то они и дали всю свою быстроту, и охотник ясно видит, как они все приближаются к русаку, снова повернувшему влево по другой дороге.

Проскакав дорогой не меньше километра, борзые настолько приблизились к зайцу, что, кажется, вырвавшаяся вперед Вьюга достанет его, вот-вот будет угонка... По заяц вихнул вправо на залежь и на несколько секунд исчез в густой куртинке бурьяна. Борзые, почти не сбавив резвости, скачут вперед, но куртинка бурьяна кончилась, а зайца нет...

А он, ткнувшись в гущу сорняка, пропустил мимо себя собак и тут же выскочил опять на дорогу и помчался по ней во все ноги назад.

Пока обманутые борзые справились и приметили зверя, он укатил уже чуть не двести метров. Но вся лихость, вся "мудрость" матерого зайца не спасли его. Проскакав за ним чуть побольше полукилометра, Вьюга достала его и круто угнала влево на зеленя. Не успел русак опомниться, как на него уже налетел срезавший угол Верный и, сбив хорошей угонкой вправо, бросил зайца прямо под суку, которая после новой угонки даже не пронеслась, а, ловко извернувшись за зайцем, потащила его.


Положив зайца наземь, собаки улеглись возле него. Немного отдышавшись после двухкилометровой скачки, Верный встал, взял зайца и, высоко задрав голову, что придало ему победный, гордый вид, понес навстречу хозяину. Вьюга скромно рысит за ним... Вот они - и резвость, и настойчивость, и выносливость, и слаженность работы...

Вот другой пример. После небольшой оттепели, бывшей во второй половине декабря, на снегу образовалась тонкая корочка, хрустящая под ногами собак и лошади. Верховой борзятник заметил вдали, примерно в 700 м, мышкующую лисицу. Охотник свистнул своему лихому Орлу, и кобель стойком поставил уши в знак полного внимания, однако из-за ближнего бурьяна ему не видно было зверя. Подхваченный хозяином, кобель вскочил к нему на седло. Отсюда Орел мгновенно заметил лисицу и, спрыгнув, заложился по замеченному направлению. Вихра знает, в чем дело, и не отстает от взявшего верное направление кобеля.

Чтобы прежде времени не насторожить зверя, борзятник, конечно, не скачет за собаками, а, наоборот, отвлекая лисицу, едет как будто мимо, стараясь все же уменьшить радиус круга и по возможности приблизиться к ней. Вот лисица заметила собак, вылетевших на бугорок метрах в ста от нее, и метнулась со всех ног прочь. Борзятник поворачивает лошадь и мчится к травле. Вот Орел достал зверя... угонка! Вторая! Подоспела Вихра и, в свою очередь, повернула лисицу. Охотник торжествует: сейчас поймают! - и мчится под уклон к низине, куда несется травля.

Вдруг - что это? Вместо того, чтобы оказаться в зубах собак, зверь резко отделился от них, просвет становится все больше... Движения борзых странные: вместо быстрых скачков, бросающих собак вперед с одного маха чуть не на 5 м, какие-то натужные короткие прыжки, какое то карабкание...

А лисица, распушив трубу, быстро уходит и уходит, все больше отрастая от собак. Вот охотник настиг борзых, и ему теперь все ясно. Оказалось, лисица утянула в лощинку, куда сдуло снег с полей. Он здесь довольно глубок, а корка, по которой легкий зверь бежит, как по полу, не держит собак. Обогнав борзых, ежесекундно проваливающихся в снег, охотник гонит коня наперерез зверю, срезая дугу, по которой лощинка загибает к чернеющему вдали овражистому островку леса. Нужно сбить лисицу с направления и заставить ее выскочить на бугор, на поля, едва покрытые мелким снегом.

Замысел почти выполнен. Выбросив кривую, охотник поровнялся со зверем, но напрасно он старается заскакать вперед, напрасно он кричит и машет на лисицу нагайкой. Она, должно быть, знает, в чем ее спасение, и во весь дух мчится лощинкой. А лощинка становится оврагом, вот рыжий мех зверя начинает мелькать в кустах, выбежавших ей навстречу от леса.

Крутой отвершик оврага преграждает всаднику путь... Все! Ушла!

Кроме пешей охоты, производимой подобно охоте в наездку, в некоторых местах травят лисиц борзыми с саней, т. е. объезжая мышкующего зверя все уменьшающимися кругами и все время направляя лошадь как бы мимо зверя.

В недавнее время существовала охота с борзыми с подъезда на волков (Ершовский, Пугачевский и др. районы Саратовской области). Очевидно, возможна она и в других местах. Охотникам, организованным в бригады по 3-4 человека, колхозы выделяли верховых лошадей, и люди, имея каждый по 4-5 борзых, двигались степью, равняясь и держа интервалы по 150-200 м. Обнаружив волка в степи, борзятники старались окружить его. Ближайший натравливал на зверя своих борзых, а остальные скакали, стремясь быть ближе к травле и не дать волку уйти в сторону. Еще успешнее эта охота производилась по неглубокому снегу. Охотники с борзыми ехали в нескольких санях и, заметив в степи волков на лежке, старались объехать их с разных сторон и по возможности приблизиться. Уходя от борзых, пущенных с одних саней, волк встречался со сворой, сброшенной другим охотником, и ходу ему не было.

Местные собаки не имели той злобы и мертвой хватки, которой отличалась кровная псовая борзая. Поэтому задача их состояла лишь в том, чтобы короткими хватками сбивать волка и не давать ему хода, пока подоспевшие борзятники не убьют зверя из ружей.

В Казахстане, Туркменистане и Узбекистане борзятники охотятся в наездку почти исключительно верхом на лошади, а также и на верблюде (по данным Шерешевского). Главное отличие охоты в среднеазиатских наших республиках от охоты в российских областях состоит в том, что в первых охотничий сезон протекает по чернотропу, тогда как в РСФСР преимущественно по белой тропе.

Некоторые охотники названных республик в дополнение к борзым - тазам имеют еще ловчих птиц - беркута или крупного сокола (сапсана), - подготовленных специально для такой охоты и приученных к собаке. В этом случае борзая играет вспомогательную роль, выгоняя зверя из кустов, а птица, которая пускается охотником со специальной подставки, опирающейся на седло, или прямо с руки, ловит его. Так охотятся на зайца, лисицу. Среди беркутов есть такие могучие экземпляры, которые справляются даже с волком, вцепившись ему лапами в спину и ломая хребет.

С тазами охотятся и на других зверей, обитающих на территории Средней Азии. Травля корсаков, однако, не может быть систематической, так как это зверь ночной (день он проводит в норе). Охота с тазами на диких кошек случайна, хотя отдельные охотники Кзыл-Ординской области берут с тазами до 15 штук за сезон. На барсука с тазами охотятся по ночам, и эта охота похожа на охоту с гончими. Остановленного тазами барсука прижимают рогулькой к земле и убивают ударом палки по носу. Сурка ловит далеко не каждая таза. Охотник с собакой подкрадывается к поселению сурков из-за увала или крупных камней, затем показывает борзой зверька, пасущегося в отдалении от нор. Опытная таза сперва ползет к сурку на брюхе, потом вскакивает и с налета ловит его, пока он не успел скрыться в норе. Хорошие тазы легко догоняют косулю и реже джейранов. При охоте на кабанов тазу включают в стаю разных собак и она служит здесь вожаком, обладая жадностью к зверю и хорошей хваткой. Козлов теке таза загоняет в скалы "на отстой", где их бьют из винтовки.

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 06-01, 14:47 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Цитата:
Есть две категории испытаний борзых: по вольному зверю и по подсадному. Последние называются садками и производятся у нас в настоящее время лишь по волку; объектами испытаний по вольному зверю являются русак и лисица.

Проверка рабочих качеств борзых на испытаниях очень важна для выявления лучших производителей и направлена прежде всего на улучшение пород борзых. Теперь испытания по вольному зверю устраиваются охотничьими организациями во многих областях. Областные, районные и межрайонные испытания борзых обычно идут вслед за выводками, и оба мероприятия как бы сливаются в одно. Садки на злобу изредка проводятся лишь в Саратовской области.

На испытаниях опытными, специально назначенными судьями оцениваются качества борзой: резвость, зоркость, жадность к зверю, ловкость на угонках, настойчивость, участие в ловле и поимистость, мастерство, поведение на своре и без нее; если собаки испытываются в группе как рабочей единице, то устанавливается и слаженность их работы. Каждое качество оценивается определенным числом баллов; сумма наибольших баллов по всем качествам равна 100. Так как резвость самое главное для борзой качество, то ему уделяется наибольшая доля из ста (30), прочим качествам присваиваются высшие баллы от 5 до 15.

На испытаниях все участвующие борзые разбиваются на группы по две-три собаки; эти группы пускаются по одному общему зверю. Три-четыре такие группы при пеших или верховых владельцах разравниваются в полях с интервалами около 70 м и двигаются развернутым фронтом по угодьям, где предварительно установлено достаточное количество зверя (русака и лисицы). Всех собак ведут на сворах, чтобы они не бросались на чужие травли. Позади линии борзятников едут обязательно верхами судьи и стажеры. По зверю работает та группа борзых, ближе всего к которой он вскочил. Остальные обязаны остановиться до конца травли. Судьи скачут, стараясь быть как можно ближе к борзым, чтобы видеть и оценить работу каждой собаки в подробностях. Собака получает особую оценку баллами всех своих качеств, и в зависимости от достоинства всей работы, определяемой суммой баллов, ей может быть присужден диплом I, II и III степени (из них I высшая). Для диплома III степени необходим общий балл не менее 60, для II - не менее 70 и для I - не менее 80 при соблюдении, кроме того, минимумов по резвости и поведению у пойманного зверя, а при групповой расценке также и по слаженности работы.

В зависимости от ряда обстоятельств для получения диплома поимка зверя именно данной собакой не всегда обязательна. Лучшую оценку получает не непременно та собака, которая взяла зверя в зубы, а та, от работы которой больше всего зависел успех. Например, если резвейшая из двух борзых достала зайца и, дай ему две-три угонки, послала прямо в зубы своей напарнице, которая даже не могла поспеть к первым угонкам, но потащила ошалелого и влетевшего ей в зубы русака, то лучшую расценку и диплом получит, конечно, первая.

На место отработавшей и расцененной группы становится запасная, еще не скакавшая.


Чем лучше покажет себя собака в глазах судей и представителей охотничьей общественности, тем дороже, интереснее она для породы как производитель. Однако нельзя забывать, что испытания далеко не всегда могут дать полное и безошибочное определение достоинств борзой. Судьи, какими бы опытными и знающими они ни были, не могут за какие-нибудь минуты узнать о работе собаки решительно все. Например, поимистость на одном звере собака сплошь и рядом показать не успеет, так как из-под ее угонок поймает другая. Вот почему балл ставится не отдельно за поимистость, а за поимистость и участие в ловле вместе взятые. Равным образом когда зверь поднимается недалеко в чистом поле и травля заканчивается поимкой после всего лишь двухсотметровой скачки, то, конечно, никакой опытнейший судья не определит, каковы у испытываемых собак настойчивость и сила.

Из сказанного не следует, что может быть случай, когда судьи вынесут свое решение без достаточных оснований. Конечно, это не так, ибо при сомнительных обстоятельствах, когда по одной скачке нельзя судить о качествах той или другой собаки или всей группы, судьи оставляют их в линии для доиспытания по новому зверю.

При садках на злобу по волку зверь выпускается из ящика или из рук. Здесь проверяется не резвость, а лишь злоба, т.е. азарт, смелость и настойчивость, с которыми борзые берут зверя, а также их сила, способность завалить и держать зверя и правильность хватки. Судьи и здесь обязательно должны быть на лошадях. За злобу (также по сумме баллов) присуждаются дипломы трех степеней.

_________________

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 06-01, 14:48 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Цитата:
В заключение необходимо прежде всего сказать о дисциплине борзятника. В интересах своей охоты он должен беречь зверя и строго соблюдать сроки добычи русака, лисицы и других зверей. Охотник никак не должен допускать самовольного ухода борзых из дому и дикую их охоту в полях, иначе собаки весной и летом бесполезно загубят молодняк русаков и немало лисиц. Не менее вредно, если борзятник сам водит собак на травлю в неположенное время, способствуя напрасному уничтожению недоросших зайцев и невыходных лисиц. Он наносит большой ущерб и государству и самому себе: придет срок, а ловить будет некого. Постоянная "практика" на травле вовсе не обязательна для поддержания рабочего состояния борзой. Достаточно хороших проводок по дорогам при лошади или велосипеде.

Дисциплина борзятника заключается также в постоянном внимании к своим собакам. Нужно всегда следить за их здоровьем и особенно не допускать безнадзорного блуждания сук во время пустовок. Борзятник обязан вязать свою суку с лучшими производителями, хорошо оцененными и рекомендованными на выводках и испытаниях, и, кроме того, допускать своих собак к участию во всех мероприятиях, способствующих улучшению породы.

В нашей стране есть несколько хороших пород борзых, и наши современные собаки нередко превосходят своих дореволюционных предков.

Для дальнейшего совершенствования пород борзых нужно заводить племенные книги, вести родословные записи. Все это способствует укреплению чистопородности и улучшению породы. Унаследовав от предков прекрасную резвость, современная промысловая борзая уже приобрела и способность к долгой скачке за зверем и, вместе с тем, огромную выносливость, позволяющую собаке выдерживать работу в течение целого дня по нескольку суток подряд. Появилось у борзой небывалое прежде мастерство, которое, несомненно, будет еще развиваться. Уже и теперь не редкость борзые, ловящие зверя в лесополосах; это говорит о том, что такая работа доступна борзой. Теперь можно уверенно сказать, что создаваемая ныне в степных областях сеть полезащитных лесополос не помешает процветанию охоты с борзой.

ЛИТЕРАТУРА

Слуцкий А. А. Азиатская борзая таза и охота с ней. Алма-Ата, 1939.

Челищев Н. Н. Борзая. Москва, 1929.

Шаповалов П. Ф. Промысловые борзые собаки. Тамбов, 1952.

Шерешевский Э. И. Борзые и охота с ними. Москва, 1953.

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 06-01, 14:49 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Цитата:
С большой долей вероятности можно сказать, что первобытные люди на зайца не охотились. Общинный строй предполагал необходимость обеспечения пропитанием всех членов племени.
Для этого требовалось добывать максимально крупных животных. У древнего человека не было ни собак, способных догнать зайца, ни оружия, пригодного для его добычи. Не исключено лишь случайное попадание этого зверька в ловчие ямы для более крупной добычи.
С развитием земледелия и скотоводства охота стала второстепенным занятием для большинства людей. Мужчины выходили на охоту, чтобы разнообразить рацион своей семьи, кроме того люди научились плести сети и использовать их для ловли не только рыбы, но и птиц, а также для добычи прочих мелких животных, в том числе и зайцев.
После разделения общества на классы охота на зайцев осталась занятием простолюдинов, а князья развлекались травлей кабанов, оленей и другой крупной дичи. Да и на Востоке с борзыми охотились в основном на мелких копытных, заяц же был добычей второстепенной. В письменных источниках охота на зайцев упоминается в 1270 г. Новгородцы упрекают князя Ярослава в несоблюдении их прав: «А псов держишь много и отнял еси у нас поле заячьи ловцы». Существует не одно толкование этого текста. Согласно одной версии князь травил зайцев на полях новгородцев борзыми (конечно, не русскими псовыми, а восточными). При этом они должны были обладать очень большой резвостью, чтобы успеть поймать зайца на не слишком больших полях. На это возражают, что восточные борзые такими способностями не обладали. Возможно, они и не были восточными: еще во II в. н. э. Флавий Арнан в трактате об охоте упоминал о резвых галльских собаках, способных догнать зайца. Травили их, как позже, на Руси, из‑под гончих. А возможно, и среди восточных борзых были породы, работающие накоротке, т. е. берущие зверя на коротком расстоянии.
Не исключено, что подобные собаки были у волжских булгар и именно они были прародителями русской псовой борзой. По другой версии собак, предназначенных для травли крупных зверей, псари водили в поле на проводку, и те распугивали зайцев, которых ловили тенетами сами новгородцы, но это предположение менее вероятно. В пользу же первой версии говорит следующий отрывок из Новгородских летописных сборников: «В лето 6788 месяца октября в 29 день… И начали звать князя Данила в поле ездить ради утешения, смотреть зверского уловления зайцев».
Существует лишь два зверя, способных «уловлять» зайца (борзая собака и гепард), хотя с последним все же больше охотились на газелей, но и на Русь они иногда попадали из Византии.
В то время элитарной была охота с ловчими птицами – соколиная охота. Охотились на уток, цапель и других птиц. При княжеских дворах обреталось немало выходцев с Востока и из Средней Азии, а там традиционна охота с ловчими птицами на зайцев. Нет сомнения, что и у русских князей имелись крупные хищные птицы, способные удержать зайца, просто охота на уток более зрелищна и поэтому была более предпочительной.
Об окончательном внедрении псовой охоты на зайцев в аристократическую среду говорится в «Записках о московитских делах». Ф. Герберштейна – австрийского дипломата, побывавшего в Москве в 1517 и 1526 гг. Он пишет: «Длинным рядом стояло около ста человек… Недалеко стояли все другие всадники, наблюдая, чтобы зайцы не пробежали через это место и не ушли бы совсем… Князь первый закричал охотнику, приказывая начинать; не теряя ни минуты, тот скачет во весь опор к другим охотникам, которых большое число; все вскрикивают в один голос и спускают больших меделянских „духовых“ (гончих) собак. Тогда в самом деле очень весело слышать громкий и разнообразный лай собак, а у князя их очень много, и притом отличных. Некоторые из них употребляются только для травли зайцев, – это так называемые курцы, красивые, с пушистыми хвостами и ушами, вообще смелые, но неспособные к долгой гонке… Когда выбегает заяц, спускаются три, четыре, пять или более собак, которые отовсюду бросаются за ним, а когда они схватят его, поднимается крик, большие рукоплескания, как будто пойман большой зверь. Если же зайцы долго не выбегают, тогда обыкновенно князь кличет кого‑нибудь, кого увидит между кустарниками с зайцем в мешке, и кричит: „Гуй, гуй!“ Этими словами он дает знать, что зайца надобно выпустить. Таким образом, зайцы выскакивают иногда, как будто сонные, прыгая между собаками. Чья собака затравила больше зайцев, того считают героем дня. По окончании охоты все сошлись и свалили зайцев в одном месте; тогда их стали считать, и насчитано их было до трехсот.».
Необычно сочетание настоящей охоты с заячьими садками (испытаниями или состязаниями собак по подсадному зверю), вошедшее в российский обиход много позднее и ставшее очень популярным во второй половине XIX в. Сама же эта охота проходила в своеобразном княжеском заказнике, где охотиться кому‑либо было строжайше запрещено, потому что в этих специальных местах всегда водилось много зверя и в первую очередь, конечно, зайцев.
Из этого отрывка видно, что к началу XVI в. комплектная охота на Руси уже сформировалась и в дальнейшем только совершенствовалась. Временем же рождения русской псовой борзой условно можно считать 1603 г., когда царь Борис Федорович Годунов преподносит персидскому шаху Аббасу двух борзых собак. Надо полагать, к этому времени они уже совершенно не походили на восточных борзых, которых в Персии было и так достаточно. В период Смуты собак в царском ловчем приказе не осталось, и царю Михаилу Федоровичу пришлось послать людей в Ярославль и Кострому с приказом брать собак борзых, гончих и меделянских. Последних использовали для травли крупных зверей.
Алексей Михайлович предпочитал соколиную охоту, но ценил и псовую. При нем она приобрела окончательный регулярный характер, а в конце XVII в. псовых охот в окрестностях Москвы стало так много, что Петру I для защиты полей земледельцев от потрав пришлось издать Указ о запрещении псовой охоты в ближних к Москве местах.
Комплектной охотой распоряжался ловчий, его обязанностями были организация всего процесса и контроль за четким выполнением подчиненными своих обязанностей. Большим человеком был и доезжачий – руководитель и воспитатель стаи гончих.
Опытный доезжачий ценился очень высоко, а приездка (послушание) стаи у него была изумительной. Гончие текли у ног его лошади без смычков, не разбегаясь, он мог оставить их возле стада домашнего скота, и те сидели, не смея нападать на животных до зова, поданного в рог, по которому возвращались на свой двор. К корыту с едой они также не подходили до подачи сигнала. Это тем более удивительно, что по свидетельствам того времени по природе русские гончие отличались угрюмой звероватостью и склонностью к скотничеству (нападению на домашних животных).
Гончих использовали в то время исключительно для выгона зверя из отъемных островов леса посреди полей.
В остров гончие набрасывались по сигналу доезжачего, и выжлятники (обслуга при гончих) следили за тем, чтобы они не выскакивали в поле за зверем, так как там уже ждали охотники с псарями, держащими борзых на сворах. Старшим из псарей был стремянной – человек, водивший барскую свору. По зайцу травил лишь тот борзятник, на кого выскочил зверек, также и по лисице. И лишь на волка пускали при необходимости соседние своры.
Для кормления собак были специальные люди – корытничии, помогали всей взрослой обслуге мальчики, будущие псари и выжлятники. Разумеется, для комплектной охоты применялись лошади, снаряжение и специальная одежда, которую псари и выжлятники надевали на выезд.
Как только не хулили позднее псовую охоту и новоявленные демократы от дворян, и революционеры, и даже некоторые писатели‑народники: заставляли де помещики‑самодуры баб выкармливать борзых щенков грудью, на охоте подвергали опасности подневольных своих людей. Помещики, конечно, встречались разные, но основанием к первой небылице послужил, видимо, анекдот, часто рассказываемый Петром Михайловичем Ма‑чевариановым: «Померла у меня Лебедка, и остались после нее малые щенята; призвал я старосту и велел ему раздать щенят на деревню бабам, чтобы их выкормили. Я‑то думал, будут с пальца или с соски коровьим молоком кормить, а они сдуру стали щенят кормить грудью, и вышли собаки глупые‑преглупые!» Что же касается «замученных» охотой крепостных, то по сравнению с работой в поле обязанности псарей и выжлятников были синекурой. Доезжачим же мог стать лишь один из тысячи, а если что не так бывало, то и барину от него доставалось, как написано у Л. Н. Толстого в «Войне и мире». На охоте псари и выжлятники проявляли порой больший азарт, чем их хозяева.
В Семенов день (1 сентября по старому стилю) у псовых охотников праздник. Обязателен выезд в отъезжее поле, обычно на лисицу и зайца‑русака. Иногда выезжали на ближние к усадьбе острова. Охота проводилась следующим образом. Наличие зверя в островах доезжачий определял заблаговременно; ближние острова он знал как свои пять пальцев, а о дальних расспрашивал местных крестьян, о том, как часто видят они зайцев, волков и лисиц. Острова, где зайцев было много, назывались зайчистыми. В полной тишине охотники подходили к острову. Доезжачий останавливал стаю гончих у опушки, а охотники и псари‑борзятники занимали удобные лазы вокруг острова согласно указаниям хозяина охоты и ловчего. Как только все были на местах, подавался сигнал набрасывать гончих, и они рассыпались по острову. Вот одна гончая натекла на зверя и подала голос, к ней подвалила другая, в другом конце острова поднят еще один заяц и еще, а вот уже остров наполнился хором непередаваемых звуков, будто кто‑то рвет гончих на части. От звуков этих замирает сердце охотника в предвкушении удалой травли. Вот первый заяц выкатил на чистое, а за ним выскочила обазартившаяся гончая, но тут, как из‑под земли, появляется выжлятник на взмыленном коне и отхлопывает ослушницу обратно в остров. То тут, то там раздаются ату‑канье и возгласы радости и разочарования. Н. П. Ермолов в рассказе, опубликованном в журнале «Природа и охота» в конце XIX в., вспоминает удивительный случай. На острове оказалось такое огромное количество зайцев, что они бежали оттуда десятками, борзые и охотники даже не успевали увидеть всех выбегающих зайцев. Лучшими сворами затравили до 13 зайцев. Собаки лежали в изнеможении, да и сами охотники слезли с лошадей и улеглись рядом, чтобы хоть немного передохнуть. Никто до этого с таким явлением не сталкивался.
До отмены крепостного права почти каждый помещик считал своим долгом держать комплектную псовую охоту, многие семьи по 100 лет вели свои фамильные породы русских псовых борзых. Фамильной породой назывался легкоотличимый тип борзых, предпочитавшийся данным помещиком. Основным своим долгом владельцы охот считали истребление волков, наносивших огромный вред крестьянским хозяйствам, но с удовольствием охотились на зайца‑беляка и лисицу. Внаезд‑ку, т. е. без гончих по зайцу‑русаку, охотились редко.
Положение изменилось после 1861 г. Дешевой рабочей силы не стало, и большинство комплектных псовых охот прекратило свое существование. Зато остались они у настоящих ценителей этой охоты и борзых собак. Охота с борзыми стала демократичнее, и даже люди недворянского сословия начали заводить собак и охотиться внаезд‑ку, т. е. растянувшись цепью по полю и поднимая зайцев и лисиц вытаптыванием и на хлопки, объезжая группы кустов и бурьяна, похлопывая арапником о голенищу, поднимали лежащего крепко зверя.
Борзятник, охотящийся без гончих, назывался мелкотравчатым.
Заяц‑русак стал основным объектом охоты, еще раньше этому послужила раздача наделов в степных областях России. Борзые старых времен не удовлетворяли нуждам степных мелкотравчатых охотников.
Собаки были покрыты густой псовиной и работали накоротке под островом по зайцу‑беляку. В степной зоне они быстро перегревались и уставали, им не хватало сил для долгой скачки за степным русаком‑ковыльником.
Тогда‑то и начались эксперименты по скрещиванию русских псовых с крымками, горками, грейхаундами. Кто‑то только бестолково перепортил своих собак, а кто‑то (как, например, П. М. Мачеварианов) вывел новый замечательный тип русской псовой, который достиг своего совершенства в охоте великого князя Николая Николаевича, организованной в селе Першино.
Внешним видом и работой этих собак мы восхищаемся и поныне. Они унаследовали красивую псовину и уникальный бросок густопсовых старых времен, приобрели выносливость и силу борзых крымских и горских. Вот так русская борзая создавалась для охоты на волка, а совершенства достигла, когда стала охотиться на удалого русака.
Для нас отмена крепостного права – лишь глава в учебнике истории, а для живших в то время это был поворотный пункт всей жизни; для одних конец всему, а других – начало новой жизни. Не могло это не отразиться и на охотничьих традициях и способах охоты. Появились не только мелкотравчатые, но и гончатники, т. е. охотящиеся с одними гончими.
Поначалу это выглядело так же, как комплектная охота, только вместо борзятников под остров вставали охотники с ружьями. Многие дворяне стали считать псовую охоту пережитком прошлого и завели ружья и легавых, выписанных из‑за границы.
Таких немало было и до этого, но основную часть составляли разночинцы, городская интеллигенция, люди искусства.
Теперь не слишком тесные ряды ружейников пополнили свободные крестьяне, до этого лишь очень небольшое количество которых могло удовлетворять свою страсть к охоте. Чаще они просто потихоньку браконьерствовали. Дорогие охотничьи собаки были им недоступны, и опытные, наблюдательные крестьянские следопыты прекрасно охотились самотопом, осенью, троплением зимой и на узерку в предзимье, когда заяц уже побелел, а снега еще нет. И, несмотря на то что их основным оружием были старенькие шомполки, без добычи они не оставались.
После революции большое количество борзых и гончих попало в руки крестьян. Не одну семью борзые спасли от голода в период Гражданской войны и разрухи, обеспечивая хозяев зайчатиной. Борзых ценили, но важности кровности не понимали, и к 1940 г. чистокровных псовых осталось совсем мало. Першинская охота была продана за границу.
Потомки этих борзых появились у нас после войны и помогли вернуть местной популяции прежние благородные черты. Регулярно начали проводиться полевые испытания по вольному зверью – зайцу‑русаку и лисице. Они помогают хоть немного приобщиться к любимой забаве предков – съезжей псовой охоте, когда единомышленники собирались вместе поохотиться, собак померить по цвелому матерому русаку на завладай.
На равных общались и спорили здесь богатые обладатели комплектных охот и мелкотравчатые владельцы одной‑двух свор борзых.
Ни одно самое подробное описание не поможет передать атмосферу псовой охоты позапрошлого века. И только рассказ очевидца, участника и владельца подобной охоты может приблизить современного человека к пониманию ее поэзии, языка и той доли юмора, которая всегда присутствовала в ней, понять, какая ее часть пришла в сегодняшний день как наследство предков, дань традиции и неубывающей в человеке жажде острых ощущений, древнейшей охотничьей страсти.

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Сообщение Добавлено: 08-10, 14:24 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
КЛИЧКИ СОБАК. НЕБОЛЬШОЕ ИСТОРИКО-ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ.

Автор: Лариса Пасечник

Интереснейшая тема – клички собак. Огромнейший пласт культуры, в котором причудливым образом переплелись исторические и культурные традиции, мода, вкусы, привычки, образование и даже общественно-политическая обстановка в стране. Многие авторы касались этой темы: кто-то беспристрастно анализировал, кто-то делился перлами из своей богатой коллекции собачьих имен, а кто-то ворчал по поводу современных нравов и вспоминал - как замечательно все было в прежние времена. И я не смогла отказать себе в удовольствии погрузиться в этот причудливый мир человеческих фантазий и поблуждать в его лабиринтах. А начинать, пожалуй, следует издалека, еще с XIX века, именно тогда собаководство организовалось и оформилось в ту структуру, с которой мы имеем дело сегодня. До тех пор, пока нет единого стандарта; пока не ведутся племенные книги, в которых регистрируются и таким образом контролируются вязки собак; пока не проводятся выставки, где собак оценивают, поощряя заводчиков работающих в соответствии со стандартом и ставя на подобающее им место оригиналов, имеющих слишком уж своеобразный взгляд на породу, говорить о чистопородном разведении собак можно весьма и весьма условно. Формирование же и развитие традиций в именовании собак следует обязательно рассматривать в связи с отдельными породами или группами пород и потому XIX век вполне подходит как условная точка отсчета.


Наиболее многочисленная и в прежние и в нынешние времена группа собак – это обыкновенные беспородные дворовые собаки. Жизнь у этих псин тяжелая, внешность непрезентабельная, потому и клички давались под стать обладателям – простоваты, порой грубоваты, а главное, не отличавшиеся особым разнообразием. Кличка Жучка даже стала именем нарицательным:

«В салазки жучку посадив…» А.С. Пушкин;

«Какая-нибудь лохматая жучка…лениво потягивается» Л.Н. Толстой.

Чаще всего клички давались исходя из окраса шерсти или особенностей характера собаки: Жулик, Барбос, Черноух, Рыжуха, Белка, Каштанка (наш украинский вариант - Сірко, Рябко) и, наконец, всеобъемлющее, как нельзя точнее определяющее отношение некоторых граждан к дворовым собакам – Кабыздох. Традиции в этой группе можно рассмотреть сразу за весь период, вплоть до сегодняшних дней, потому что никаких особых изменений не произошло. Хоть и добавлялись в каждом десятилетии к небольшому списку новые клички, но, не смотря на наличие Дези, Линдочек и Чарликов главный принцип остался неизменен: однообразие и отсутствие фантазии.

Вторая группа – огромные, злобные сторожевые собаки, потомки мордашей – крупных травильных собак. Держали этих псов в основном купцы и помещики для охраны территории, и для желающих поживиться чужим добром встреча с такой собакой могла оказаться последней в жизни. В кличках этих собак чувствуется явное уважение к силе и мощи животных и подчеркивается их свирепый нрав: Атаман, Султан, Разбой, Волк, Гроза, Шельма.

Третья группа - маленькие декоративные или «дамские» собачки, которых держали в основном знатные дамы: пудели, левретки, шпицы, мопсы, болонки, тойтерьеры. Традиционные клички, представляющие собой простой набор звуков и значимые слова (предметы, понятия) у собак этой группы чаще всего подчеркивали крошечные размеры животного, его беззащитность и явно пытались вызвать умиление у окружающих: Жужу, Мими, Лулу, Мушка, Крошка, Пушок. Часто давались громкие горделивые имена, особой популярностью пользовались герои греческой и римской мифологий, модных в XIX веке, и тут уже просматривалось стремление вызвать восхищение красотой и породностью собаки: Парис, Марс, Аврора, Леда, Флора. Также широко использовались личные иностранные имена: Джим, Том, Молли, Габби.

Четвертая группа – крупные собаки, по сути своей охранные и сторожевые, но содержащиеся в аристократических домах скорее как декоративные, просто для красоты: доги и бульдоги. Клички этим собакам давались по таким же правилам, как и «мелочи» за исключением того, что вместо сентиментальных ноток использовались пафос и величие: Цезарь, Варвар, а к списку мифологических героев прибавились не менее величественные: Геракл, Ахилл, Вулкан, Гея, Гера.

Пятая группа - наиболее любимые и ценимые знатью охотничьи собаки. Как писал Л.П. Сабанеев: «Каждый состоятельный помещик вменял себе в нравственную обязанность держать борзых и гончих, иногда в значительном количестве – сотнями». Традиции именования борзых и гончих уходят в глубокую древность, и в XIX веке происходило лишь развитие и закрепление исторических обычаев. Клички принято было давать в национальном стиле. У борзых имена отражали красоту этих собак, быстроту бега, злобу к зверю: Крылат, Любезный, Злорад, Лебедь, Сударик, Голубка, Удача, Язва. Еще одна очень интересная и необычная традиция появилась в этих породах – использовать в качестве имен глаголы в повелительном наклонении: Терзай, Пылай, Догоняй. Собакам гончих пород в основном давались «музыкальные» клички: Разгром, Набат, Скандал, Звон, Сорока, Канарейка, Тревога, Лютня. Русские охотники ценили голоса гончих даже больше, чем французские парфосные охотники и обращали внимание не только на звучность, но и требовали разнообразия в тоне и тембре – т.е. сложного голоса. Свора подбиралась в первую очередь по голосам, и только во вторую очередь учитывались гонные качества. Дряхлые старики продолжали ездить на охоту с единственною целью – послушать гон стаи.

Намного меньшей популярностью пользовались норные собаки: таксы и английские терьеры, которых держали немногочисленные любители. Так как породы это иностранные, а по характеру своему – большие собаки в компактной упаковке, то и клички им давались по правилам и 3-ей, и 4-ой, групп, но с некоторым уклоном в иностранщину и с намеком на охотничье предназначение: Пиф, Ракер, Вальдман, Норка, Таки, Пуля.

Очень популярны были в России легавые, особенно во второй половине XIX века, когда происходит постепенное сокращение псовых охотников, и молодое поколение дворян по необходимости должно было променять свору на ружье. К концу столетия легавые догоняют по популярности борзых и гончих. Клички даются в традициях созвучных традициям у норных собак: Спорт, Стоп, Том, Тюк-Ток, Кора, Шпилька, Бьюти, Долли. Приблизительно в это же время в Европе, и особенно в Англии и Франции, возникает мода давать легавым имена с приставками в виде аристократических титулов: Сэр Алистер Коннингтон, Лорд Эпсом, Ройял Ден, Коунтес Прим, Принцесс Ирен. А также приставки указывающие местность или город, откуда родом собака: Низо оф Страсбург, Дюк оф Девоншир, Сквайр оф Уптон.

Возможно, со временем подобные традиции появились бы и в Российской Империи, если бы не известные события в начале ХХ века.

«Ненависть простолюдина к привилегированному дворянству, злоупотреблявшему своим исключительным правом охоты и собственности на дичь, которая безнаказанно кормилась на крестьянских полях, была перенесена и на охотничьих собак. Большая часть гончих, а борзые поголовно были истреблены».

Написано это было Сабанеевым еще за два десятилетия до 1917 года и совсем о другой революции – французской. Лишний раз убеждаешься, что в истории все повторяется. У нас, кроме того, пострадали и все остальные породистые собаки. Правда, через несколько лет новые власти опомнились, ведь служебные собаки нужны были и в армии, и в правоохранительных органах, да и к охоте многие новые баре оказались неравнодушны. Так что служебные и охотничьи (естественно, за исключением аристократки-борзой) были реабилитированы. Что до декоративных пород, то отношение к ним было как к бесполезным нахлебникам и содержание таких собак не поощрялось, хотя и не запрещалось. «Декорацию» держали в основном богема и профессура. Новые времена не создали новых филологических традиций в собаководстве, а, скорее, произошел откат от дворянских изысков к «дворянским» в кавычках, т.е. дворняжным. И хотя, со временем, происходили некоторые подвижки, особенно в послевоенное время, но все равно можно сказать, что почти на полвека устанавливается эпоха уныния и единообразия. Бесконечно повторяемые: Дики, Джеки, Мухтары, Полканы, Пальмы, Лады. Оно и понятно, избыток фантазии мог в разные времена стоить обвинений в связях с белой эмиграцией, преклонении перед западом, космополитизме и слишком дорого обошелся бы любителю оригинальничать. Попал мне как-то в руки каталог Харьковской областной выставки 1965-го года, очень интересно было узнать, что самыми популярными декоративными породами в то время были аффен-пинчеры, шпицы, мальтийские болонки и ши-тцу, но вот имена… на каждой странице, в каждой породе одно и то же. И хотя до сих пор есть ностальгирующие по той простоте, следует заметить, что простота эта кажущаяся. Хоть язык ломать не приходилось, но зато ориентироваться в породе было намного сложнее. Попробуй, догадайся – о каком, к примеру, Дике идет речь. То ли о прославленном красавце чемпионе, то ли о великолепном рабочем псе, то ли о молодом неперспективном оболтусе. Охотникам немного помогала, позаимствованная в том же XIX веке, традиция – прибавлять к кличке собаки фамилию ее владельца: Джек Коломонкина, Варька Николаева.

Лично мне этот период с филологической точки зрения совершенно не интересен и я с удовольствием перейду к следующему периоду, ознаменовавшему ломку старых традиций и создание новых.

В 70-х годах минувшего века космополитизм и пр. перестают быть уголовно наказуемыми, хотя пока еще и осуждаются общественностью, но это только подзадоривает желающих бросить вызов этому скучному серому обществу. Плюс к этому – именно в 70-е начинается целенаправленный импорт собак из ведущих зарубежных питомников. Раньше это было достаточно редкое событие, в основном собак приобретали военнослужащие по случаю, либо без документов, либо у малоизвестных даже у себя на родине заводчиков, ориентируясь, прежде всего на невысокую цену.

Иностранные родословные производили сильнейшее впечатление на наших заорганизованных собаководов. Эти длинные клички с приставками von, vom, of, della, de, переводящиеся как «из», но одновременно указывающие и на дворянское происхождение, звучали как чарующая музыка. Первые робкие попытки использовать сложные клички были уже в 70-х, а в 80-х это входит в моду. Самые распространенные варианты – сочетание нескольких личных иностранных имен: Кристофер-Ленард-Жером, Сьюзен-Эрика-Каролина; сочетание понятийных кличек (как русских, так и иностранных) с именами: Граф Родерик, Блэк Джек, Перро Зверобой, Крошка Келли, Лапочка Джейн, Литтл Рафаэлла.

Тогда же рождается и несколько странная традиция совмещать в одном имени совершенно не сочетающиеся слова и понятия, отчего окружающим остается только гадать: какая тут может быть связь? Тут я воспользуюсь известным литературным приемом и предупрежу, что здесь и далее, все клички собак, которые автор приводит в качестве неудачных, нелепых, безграмотных являются вымышленными. Любые совпадения с кличками реально существующих собак случайны, и претензии автором приниматься не будут. Например: Виконт Аттила, Викинг Алтай, Цербер Адмирал Нельсон. Ну не был вождь гуннов (кстати, именно так правильно пишется его имя, а не с удвоенным «л») виконтом, да и сам титул этот появился во Франкском государстве Каролингов лишь 300 лет спустя после нашествия варваров. Викингов хоть и носило по всему свету, даже в Америке они побывали лет на тысячу раньше Колумба, но вот на Алтае их точно не было, и быть не могло по причине удаленности этой горной системы от каких-либо морей, а путешествовать по суше у скандинавов считалось дурным тоном. Последняя кличка, как говорится, без комментариев. [...]
Две наиболее популярные служебные породы: немецкая овчарка и ротвейлер, на сегодняшний день находятся под жестким патронатом страны родоначальницы – Германии. Немецкие кинологи уверенно держат бразды правления: Всемирные Чемпионаты по породе проводят только на родине, практически единолично определяют пути развития породы и даже установили традиции, по которым собакам следует давать клички. Во всем мире поклонники этих пород придерживаются одного стиля – короткая звучная кличка либо на немецкий манер, либо в национальном стиле плюс название питомника. Действительно, излишняя вычурность совсем не подходит для таких серьезных рабочих собак. Наши собаководы также не выбиваются из общего строя и данную традицию уже можно считать устоявшейся: Борман Мон Сад, Рика Дженестра, Грим Дом Флойда. К неудачным вариантам, пожалуй, можно отнести лишь имена в явно английском стиле, что было бы естественным для жителя туманного Альбиона, но неуместно на берегах Днепра. По-видимому, причина в том, что английский язык у нас в стране более популярен, чем немецкий.

Другие служебные породы немецкого происхождения: доберман, дог, боксер, ризеншнауцер уже давно выпорхнули из-под опеки «родителей» и моду в этих породах наравне с Германией диктуют и другие европейские страны, в особенности Италия и Франция, а немецкий дог в не меньшей степени ассоциируются с еще одной страной - Данией. Потому в кличках этих пород наблюдается полный разгул фантазии – от коротких строгих кличек до очень длинных, витиеватых с использованием разнообразнейших языковых стилей. Есть еще одна интересная особенность: такого количества Графов, Эмиров, Царевичей, Принцев, Виконтов, Баронесс и т.д. какое встречается у догов и доберманов, вы не встретите ни в одной другой породе, такая вот дань аристократическому экстерьеру.

Для очень многочисленной группы английских и американских пород, включающей в себя овчарок, терьеров, декоративных и охотничьих собак, наши собаководы дружно выбрали единый стиль – истинно английский. Клички на родном языке достаточно редки, чаще всего встречаются у американских стаффордширских терьеров и чуть реже у ретриверов и мастифов. К счастью в эту группу не вошел англичанин от кончика носа до кончика хвоста, да еще и любимец английской королевы – вельш-корги. Было бы величайшей ошибкой - не поэксплуатировать такую выдающуюся внешность для полета фантазии и использовать для имени эти неудобоваримые английские слова и сочетания. Хотя ничего не имею против сложившейся традиции, можно даже сказать, что традиция очень хорошая, но все же добавлю маленькую ложку дегтя. Если взять любой выставочный каталог и читать подряд клички собак всех английских пород (можно также и других, названных на английский манер), то через какое-то время ловишь себя на мысли, что многократно повторяешь десятка три известных слов, только в разных сочетаниях. Объясняется это и несовершенным знанием английского языка многими собаководами, и недостаточно изученными традициями в именовании собак этих пород у себя на родине. В Англии и Америке немножко по-другому называют собак, так что у наших «англичан» есть простор для развития и совершенствования.

Группа отечественных пород за прошедшие десятилетия пополнилась новыми представителями, а некоторые породы, наоборот, канули в Лету. Из многочисленной группы борзых до сегодняшнего дня сохранились лишь русская псовая и хортая и, хотя возрождение этих пород началось лишь в 70-е годы минувшего века, но клички собакам сразу же стали давать в тех старинных традициях. И сейчас истинные поклонники этих пород ведут активную разъяснительную работу среди простых любителей и пропагандируют бережное отношение к историческому наследию.

Разведение собак гончих пород у нас практически не прерывалось, не прервались, к счастью, и «музыкальные» традиции, по сей день охотники используют те же, хорошо известные с прежних времен, клички. А вот у еще одной группы относительно новых, по крайней мере для европейской территории, пород – лаек, не все так гладко. Хотя использовать в качестве кличек для лаек слова, подчеркивающие сибирские корни очень удачное решение, но хотелось бы несколько большего разнообразия в тех же рамках. В каталоге крупной выставки в любой из пород лаек обязательно обнаружишь трех-четырех Амуров и Байкалов, и две-три Тайги и Умки. А если учесть, что эти и еще несколько других кличек не единожды встречаются еще и в родословных этих собак, то можно только посочувствовать специалистам, работающим с породой.

Место мордашей сейчас занимают три породы овчарок: кавказская, среднеазиатская и южнорусская. Для двух первых пород традиционны восточные мотивы: Басмач Акташ-Кала, Батыр Великий Хан, Тимур, Фирюза Казах-Ит; для ЮРО – национальные: Бабай Лютый, Роксолана Крым Дюльбер, Боярыня Лютая.

И совсем уж новичок в группе отечественных пород – черный терьер. Традиция называть этих собак в национальном стиле появилась лишь в последние годы, еще несколько лет назад можно было встретить явно не подходящие породе иностранные клички, к счастью все это уже в прошлом. Поклонники этой породы сумели найти свой индивидуальный стиль, перекликающийся с другими отечественными породами, но при этом все же остающийся достаточно оригинальным: Исполин с Алмазного Острова, Витязь Могучий Данила, Зореслав Княжич Ночь на Купалу, Сладка Ягода с Теплых Звезд, Царь Девица с Теплых Звезд.

Многочисленная группа экзотических пород, в которую я скопом записала и китайские, и французские, и итальянские, и бразильские, и японские (всех не сосчитать) породы. Хотя в каждой породе играют по своим правилам, но общее для всех стремление - подчеркнуть индивидуальность, необычность, «национальность» породы. Очень удачны, на мой взгляд, клички, которые точно подмечают суть данной породы, даже слыша кличку собаки впервые можно, применив дедуктивный метод, догадаться о какой породе идет речь. Совершенно ясно, что Дон Конкистадор дель Бохес – это фила, а Дон Фабрицио делла Кентавро – мастино, Белое Чудо Льдинка – конечно же, самоед, а Юкагира с Голубой Звезды – хаски.

Группа маленьких собак также достаточно «разношерстна», тут есть и отечественная порода – московский тойтерьер, и экзотические китайская хохлатая и мексиканская голая, одновременно: маленькая собака, англичанин и охотник – фокстерьер, и прочая, прочая, которым могут давать клички по правилам вышеуказанных групп, но чаще всего называют по единым правилам для всей «мелюзги». А правило это простое – для маленькой собачки требуется исключительно большая фантазия. И фантазия бьет ключом, какие только забавные клички не встретишь: пудели Мое Сердечко Сорванец, Яркий Лучик из Долины Грез; вельш-корги Паштет Мон Сад; цвергшнауцер Сахарный Кавалер с Таганьего Рога; китайская хохлатая Волшебная Лошадка Барбарис; силихэм Луговая Ромашка из Аленушкиной Сказки.

Для меня образцом хорошего вкуса и тонкого чувства юмора являются клички миниатюрных гладкошерстных такс из питерского питомника «Лисий Нос». Прибавьте мысленно к этим именам приставку Лисьего Носа- и читается как поэма: Опасная Красотка, Артишок Кузя, Патриот, Глубина Эмоций, Баловень Судьбы, Эка Штучка, Избалованная Дочка, Знак Качества, Засланный Казачок, Юнкер Толстой, Уютная Роскошь, Джазовая Импровизация, Шоколадный Блюз, Веснушка, Муха-Цокотуха, Гамлет Карапетович, Вип Персона .

Сочетание фантазии и хорошего вкуса совершенно обязательно, и это касается не только маленьких пород, но и всех остальных, в противном случае получается нечто совершенно несуразное. Создается впечатление, что некоторые владельцы, называя собак, преследуют одну-единственную цель – поразить в самое сердце других собаководов. И надо сказать, что это удается, правда, совсем не в том смысле, в котором бы им хотелось. Излишняя претенциозность, вычурность, перенасыщенность красочными эпитетами, особенно если класс собаки явно не дотягивает до заявленных авансом достоинств, выглядит смешно и даже жалко. А некоторые собаководы, наоборот, опускаются до откровенной вульгарщины: Зинка Картинка, Алка Нахалка, Эротика и пр., что особенно дико смотрится в породах изысканных и оригинальных.

Кроме отличительных для каждой породы особенностей есть и целый ряд общих для всех собак тенденций и модных веяний. По ходу статьи я упомянула практически все категории, но все же перечислю их еще раз, уже по порядку:

1 Личные имена

2 Значимые слова, клички-понятия
3 Мифологические герои и существа

4 Географические названия

5 Клички, представляющие собой простой набор звуков

6 Клички, характеризующие отличительные особенности характера или внешности собаки с использованием имен прилагательных и глаголов

7 Названия других животных

8 Имена литературных и кино- героев

9 Имена популярных людей: исторических личностей, киноактеров, певцов, музыкантов, художников, спортсменов, фотомоделей, кутюрье и т.д.

Из этого списка мы обошли вниманием два последних пункта. Использование имен литературных и кино- героев сейчас в большой моде и предлагаемый диапазон чрезвычайно широк: от милого мультяшного Винни-Пуха до грозного Влада Дракулы. Единственное, на что следует обращать внимание - соответствие собаки выбранному имени. Потому что левретка Винни-Пух - это уж слишком парадоксальный ход мысли. Если назвать Дракулой стаффордширского терьера, то это будет констатация факта, если так назвать тойтерьера, то это уже юмор, а если золотистого ретривера – чушь несусветная.

Не менее популярны и имена известных личностей, связано это с тем, что отношение к собакам давно уже перестало быть потребительским и собака в современном мире все чаще воспринимается как равноправный член семьи, друг. Есть и тут одно небольшое недоразумение, очень часто имена коверкают. Непонятно, отчего это делается: то ли от безграмотности, то ли оттого, что человек считает неприличным называть чьим-то именем собаку. Но как ни назови, хоть Бильмандо, хоть Алан Дилон, все равно всем понятно кого имели в виду. Если кто-то считает это оскорбительным, то не стоит вообще прибегать к подобной практике, а иначе – получается оскорбление вдвойне. Кстати, сам Делон является заядлым собачником и всем своим собакам в качестве приставки дает свою фамилию.

* * *

Все же собаки стоят того, чтобы заводчики и владельцы выбирая имена своим щенкам, вспоминали об исторических и современных традициях в породе, а также демонстрировали фантазию, вкус, такт, здравый смысл. Это наш нравственный долг перед людьми создавшими и сохранившими каждую из пород. Мы получили в наследство не только собак, но еще и ту культурно-историческую ауру, сопровождающую породу и наша обязанность хранить ее, не сколько слепо копируя имена из прошлого, столько развивая в нужном ключе, но на современный лад.

Источник: nkp-bulldogru.ru/forum/index.php?PHPSESSID=tbe54ke21rc4eg47vfkc5nvou0&topic=642.0

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
 
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 8 ] 


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 0

 
 

 
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения

Найти:
Перейти:  
cron
Русская поддержка phpBB
http://st-petersburg.dorus.ru/: Таксы жестики. кролик, миник, черно-под. и мрамор