Питерский Охотник - Охота без границ! http://st-petersburg.dorus.ru/: http://st-petersburg.dorus.ru/: Таксы жестики. кролик, миник, черно-под. и мрамор
Регистрация    Вход    Форум    Поиск    FAQ



Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 13 ] 
Автор Сообщение
 Сообщение Добавлено: 18-08, 14:19 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Охота с борзыми и их притравка

охотничьи собаки, борзыеПосле Великой Октябрьской Социалистической Революции, когда были ликвидированы помещичьи комплектные охоты, охота с борзыми перестала быть монополией имущих классов и стала доступна сельскому и городскому жителю. Вопреки неправильно установившемуся мнению, что псовая охота после ликвидации помещичьих охот отошла в прошлое, жизнь показала, что охота с борзыми не прекратила своего существования, а изменилась и широко развивается в степной полосе и центральных областях нашей страны.

Особенностью этой охоты является то, что она не требует применения огнестрельного оружия и боеприпасов. Поэтому этот вид охоты доступен и юным охотникам, он дает им физическую закалку и здоровый отдых в общении с природой.

У борзых, находящихся во владении колхозников, которые ведут отчасти и промысловую охоту, значительно повысились рабочие качества и развились некоторые особенности работы — аппортирование и остановка перед пойманным зверем, что в условиях дореволюционной охоты не требовалось.

Следует подчеркнуть, что охота с борзыми, хотя и является некоторым подспорьем в экономике сельского охотника, однако основным моментом в охоте является спортивный интерес к этой увлекательной охоте.

Заслугой борзятников степной полосы является создание новых пород, как-то: русской степной борзой и хортой. Надо отметить, что при создании этих пород работа велась почти исключительно на закрепление полевых рабочих качеств борзых.

Об исключительном интересе и любви к охоте с борзыми свидетельствуют проводимые полевые испытания борзых, на которые съезжаются борзятники из многих районов области, в которой проводятся испытания. Здесь можно видеть, как местные и приезжие борзятники проводят целые дни в полях, любуясь скачкой и радуясь удачам охоты. А вечерами сколько бывает обсуждений работ прошедшего дня и воспоминаний о работах собак на испытаниях прошлых лет.

Охота с борзой доставляет не только эстетическое удовольствие, она бывает и достаточно эффективной. Местные колхозники-борзятники, хотя и являются сдатчиками пушнины, но основное их занятие — работа в колхозе, и, строго говоря, они не промышленники, а охотники-любители.

В настоящее время при охоте с борзыми добывают в основном лису и зайца-русака, но известны единичные случаи травли и поимки волка. Так, борзятники Ламского района Тамбовской области т. Капичников и Ананьев двумя принадлежащими им хортыми кобелями затравили переярку волчицу. Подобный случай доказывает, что борзым присуща и злоба к зверю и, несомненно, что при должной притравке к зверю и правильной организации охоты борзые могут применяться для охоты на волка.

Позднее открытие сезона охоты с борзыми вызывается необходимостью добычи полноценной пушнины. Период охоты с борзыми — поздняя осень и начало зимы при не слишком глубоком снежном покрове. Охота ведется или по чернотропу, или по пороше. Тяжелые условия охоты в этот период ненастья и сильных ветров, необходимость скачки по мерзлым пластам пахоты или по раскисшей почве требуют от борзых большой силы и выносливости. Благодаря этому у борзых выработались некоторые качества, отличающие их от старинных псовых борзых. Будучи в массе не столь резвыми на короткие расстояния, они отличаются большой выносливостью к длительной доскачке. Эти борзые отличаются резвостью, легкой поворотливостью, хорошей поимкой и броском. Основным качеством, выработанным современными требованиями охоты, является остановка у взятого зверя, а иногда и аппортирование его владельцу.

Выработать такие рабочие качества оказалось возможно при воспитании на воле и жесткой отбраковке более слабых особей. Кроме того, выбраковываются собаки, рвущие пойманного зверя, и скотинники.

Охота с борзыми может вестись как в одиночку, так и коллективно. Если в охоте участвуют несколько борзятников, то у каждого из них не должно быть более трех собак, так как большее число собак одному человеку трудно вести. Исключение составляет тот случай, когда борзятник охотится один и собаки его спущены и находятся в свободном рыске. Большей частью борзятники ходят пешком, если же представляется возможность, то и на лошадях. Большим неудобством при охоте пешком в одиночку является переноска взятого зверя. При коллективных охотах для этой цели пользуются запряженной лошадью.

Для травли зверя необходимы широкие открытые пространства. Часто заяц таится в маленьких островках, в небольших куртинках кустарника. Проходя по ним, можно легко поднять русака. Труднее бывает выгнать зверя из большой куртины леса. В таких случаях применяют охоту «на хлопки», которая заключается в том, что часть охотников с борзыми занимает лазы на опушке леса, а другие борзятники, проходя по куртине, порсканьем и хлопками арапников выживают зверя в поле.

Для охотника-спортсмена, которому дорога не самая добыча, а весь процесс травли, скачка собак, лихие угонки, очень важно спустить собак со своры в надлежащую меру с учетом того, чтобы борзые могли проявить свою резвость и вместе с тем чтобы зверь не ушел без угонок. Бывают случаи, когда русак поднимается вплотную и собаки набрасываются на него метрах в пятнадцати или двадцати и тут же залавливают его. Зрелище такой поимки зверя для охотника-спортсмена большого интереса не представляет. При легких условиях для скачки наброс собак на расстоянии 60—80 м дает возможность борзым показать присущую им резвость, бить русака на угонках и, наконец, в завершающий момент заловить зверя.

При практикующейся в настоящее время охоте пешком борзятник должен особенно тщательно следить, не залег ли где-нибудь зверь, и одновременно наблюдать, как собаки следят за полем. В пояснение того, какое значение имеет зрение у борзых, можно привести выдержку из отчета о полевых испытаниях, которые под судейством автора были проведены в Ржаксинском районе Тамбовской области. «...Находясь в равняжке на левом фланге, Летун и Чайка зорко устремились вдаль. Ни судьи, ни ведущие — никто не видел на огромном поле высокой стерни, ослепительно светившейся в лучах заходящего солнца. Прошло много времени и впереди, куда указывали собаки, почти за полкилометра замелькали две лисы, едва различимые в покровительственном сочетании красок».

При коллективной охоте иногда бывают недоразумения при подъеме зверя — пришедшие в азарт борзятники спускают своих собак по зверю, поднявшемуся против соседнего борзятника, или, не сдержав порыва, подпускают своих собак к уже пущенным борзым. Бывает, что рвутся недостаточно крепкие ошейники и своры. Трудно охотничьему сердцу остаться спокойным и соблюдать должную дисциплину, но правила коллективных спортивных охот предъявляют жесткие требования.

Согласно существующим правилам, если зверь поднимается и поскачет, то на него бросает своих собак тот борзятник, против которого он вскочил. Если зверь вскочил между двумя борзятниками, спускает собак тот, к которому зверь поднялся ближе. При этом остальные борзятники должны крепко держать своих собак. Только тогда, когда становится ясным, что зверь уходит от пущенных собак, соседний борзятник, приравнивающийся к травле, должен пустить своих борзых. В случае, если и эта свора не насела на зверя и тот начинает отрастать, собак сбрасывает ближайший к травле борзятник. Следует помнить, что в случаях, когда на зверя пускается одновременно две-три своры, пропадает красота скачки, при одинаковом окрасе собак нельзя различить, какая собака дает угонки. В подобных случаях русак часто попадает в зубы собаке, не принимавшей участия в скачке. Кроме того, борзые, скачущие с чужими собаками, при поимке зверя входят в излишний азарт и рвут его.

Следуя открытыми местами, борзятники не должны торопиться, а идти тихим шагом, не переговариваясь между собой. Русак, слыша тихие шаги медленно приближающегося пешего или верхового охотника, не выдерживает близкого к нему подхода и обыкновенно поднимается. При быстром движении охоты зверь затаивается и, если его не заметят, остается на лежке или вскакивает после прохода борзятников и убегает в направлении, обратном ходу охоты. Подобное поведение зверя неоднократно наблюдалось на полевых испытаниях по вольному зверю. Вот случай с московскими борзятниками, выехавшими в поле в октябре. Условия подъема зверя были очень тяжелыми. Проходив больше чем полдня без подъема зверя, охота шла в направлении к дому. Идя заболоченной лощинкой, два борзятника переговаривались между собой и поднялись на бугор в направлении паханого поля. Сзади них в расстоянии 15—20 м поднялся русак и покатил в обратную сторону к небольшому смешанному лесу. Спущенные с опозданием собаки догнали русака на опушке, и только спасительные кусты позволили русаку уйти от собак.

Проходя по заболоченным местам, кустарниками, кочкарниками по высокой траве, борзятники должны тщательно осмотреть их, «потоптаться на них», так как случается иногда, что русак поднимается буквально из-под ноги человека.

Поздней осенью по чернотропу можно издалека увидеть залегшего в пластах пашни побелевшего русака или затаившуюся под межой или в рытвине лису. Это следует иметь в виду, проходя открытыми местами.

Увидев залегшего зверя, подходить к нему следует с подветренной стороны; необходимо также учитывать и рельеф местности, где будет происходить травля. Последнее имеет исключительно важное значение для скачки борзых собак.

Охота с борзыми производится на зеленях, по стерне, по парам, на луговинах и по пашне. В зависимости от времени года и метеорологических условий состояние почвы различно, и это создает различные условия для скачки. Почва на лугах, стерне и парах при сухой осени является весьма благоприятной для скачки. В таких местах и выпавшие дожди не оказывают большого влияния ни на резвость зверя, ни на скачку борзых. После дождей тяжела скачка по зеленям и особенно по пашне, так как размокшая земля налипает на лапы и зверя, и собаки. Вследствие этого снижается общая резвость скачки, но собака, как более сильная и с более длинными ногами, находится в лучших условиях и ей не трудно бывает догнать лису и даже русака. Только близость к лугам, парам или проезжей дороге дает возможность зверю стряхнуть с ног налипшую землю и уйти от собак. Особенно тяжела скачка по замерзшей боронованной пашне. Скачка по замерзшей колкой почве ведет к срыву кожи на лапах у борзых; скачка же по замерзшим глубоким пластам представляет особую опасность для собаки. На такой пашне борзые не только срывают кожу, но нередко и пальцы, растягивают связки и даже ломают ноги. По такому замерзшему грунту так же, как и по гололедице, скачка не допускается. Опасна скачка и по пересеченной местности, в особенности там, где находятся овраги с крутыми краями.

охотничьи собаки, борзыеРазличны условия скачки и но пороше. При небольшой пороше, когда снег покрывает почву тонким, не более 10 см слоем, скачка не представляет больших затруднений и собака скачет достаточно резво, быстро достигая русака, которому труднее преодолевать рыхлый снег. В начале зимы, когда снегопады усиливаются и снег становится настолько плотным, что выдерживает лису и тем более русака, собаку не держит, скачка становится вообще невозможной. Также невозможна скачка борзых по небольшому насту, выдерживающему зверя, но не державшего собаку, к тому же он сильно режет ей ноги.

При «мертвой» пороше, когда сразу выпадает глубокий рыхлый снег и зверю трудно по нему передвигаться, а собака благодаря длинным ногам находится в лучших условиях, охота может быть добычливой. Но такая охота, вследствие отсутствия скачки и легкой поимки зверя, не представляет спортивного интереса.

Места пребывания зверя, русака и лисицы, во время дневок очень различны и зависят от календарного времени, метеорологических условий, силы и направления ветра, а также времени дня. Только большой опыт и знание повадок зверя позволяют более или менее уверенно определять места нахождения его.

В ненастье или после продолжительных дождей русак укрывается в глубоких пластах пашни, его можно найти также в бурьяне или в кочкарнике. В ясные солнечные дни русак может быть на зеленях или на стерне, где он остается после ночной жировки. Иногда русак залегает в сухих болотниках вблизи селений, часто его можно видеть лежащим на краю оврага.

Лиса более осторожна и лежки ее весьма разнообразны. Часто она ложится на взметах, откуда ей далеко видна окружающая местность, или в рытвинах. Но бывают и самые неожиданные случаи, на полевых испытаниях по вольному зверю в Тамбовской области мне пришлось видеть матерого лиса, поднявшегося с края пашни в 80—100 м от двигавшейся равняжки. Там же была взята лиса, залегшая в куче соломы. Повелось мне видеть также, как прибылая лисичка вскочила и понеслась назад, пропустив через себя равняжку.

Резвость является основным рабочим качеством борзой, без нее охота вообще немыслима. Особенно ценится резвая борзая при травле на ограниченных пространствах лесостепной полосы. Пересеченная местность, наличие лесных посадок, неубранный подсолнух или соры его требуют от собаки такой резвости, при которой она на короткой дистанции может насесть на рысака, дать ему угонку и сбить с намеченного хода. Борзятники особенно ценят борзую, способную на короткой дистанции достать рысака и круто повернуть его. Такие угонки сокращают расстояние травли и дают возможность хорошо наблюдать за скачкой. Оправившаяся после проноса борзая опять насядет на зверя, и обыкновенно после трех-четырех угонок, если к тому же борзая и поимиста, зверь бывает словлен. Чтобы отделаться от насевшей собаки, русак иногда прыгает вверх — делает «свечку». Опытная поимистая собака мгновенно также делает прыжок и ловит зверя на лету.

Если скачка идет по глубоким пластам или по вязкой пахоте, только опытная собака может выбить зверя на более удобный для скачки участок и там насесть на него. Для скачки накоротке наиболее подходят псовые борзые.

Лисе резвая борзая не дает далеко уйти, а быстро на нее наседает, и та, начинает увертываться, стараясь уйти в какое-либо укрытие. Менее резвую собаку лиса часто далеко уводит. На полевых испытаниях в Тамбовской области матерый лисовин был взят по месту в водомоине хортым кобелем Полетом (Шмарина) после доскачки около двух километров.

Исключительно важным качеством для борзой является зоркость, сказывающаяся не только в способности пометить промелькнувшего вдали зверя, но и не терять его из виду при плохих условиях видимости — при наступающих сумерках, в небольшой туман, при скачке в срезах подсолнуха или, когда окрас зверя вдали сливается с красками местности.

Для иллюстрации значения зоркости привожу описание работы на полевых испытаниях, которые проводились под моим судейством. «В высоких комбайновых срезах подсолнечника с густым травянистым покровом поднялся крупный русак. Змейка, пометив русака, лихо заложилась. Туман, высокие срезы стеблей, густая трава сильно затрудняли видимость в скачке и Змейка, проскакав в этих трудных условиях метров 250—300, стеряла русака. Тогда она, с ходу выбросившись высоко над срезами, с воздуха пометила русака уже в противоположной стороне, и тут же, не опускаясь на землю, резко повернулась в сторону уходившего зверя. Вновь среди срезов поскакала Змейка, метров через 200 выбила русака на озимь».

Приведенное выше описание дает ясное представление не только о зоркости борзой, но и об умении пользоваться этим качеством, а также характеризует мастерство собаки.

Необходимым качеством борзой является жадность к зверю и поворотливость на угонках, дающая ей возможность быстро выправить направление и снова насесть на зверя.

Совершенно особое значение имеет поимистость. Это ценное качество борзой может быть развито практикой ловли, но, несомненно, является прирожденным качеством, не всякая борзая обладает им. Неоднократно приходится видеть резвых борзых, которые в тяжелых условиях работы круто поворачивают русака, но не могут его заловить. На межобластных состязаниях по вольному зверю, проведенных в 1962 г. в Сальских степях, была травля, показавшая непоимистость собаки. Вот выдержка из описания этой охоты: «... на скошенной и продискованной полосе подсолнечника вскочил крупный русак. Собаки были своевременно спущены к лесосеке, находящейся в 100 метрах от лежки. Перед лесосекой хортый кобель Туман уже насел на русака и дал ему одну за другой две угонки. Русак вскочил в лесосеку, но кобель вышиб его назад, опять дал угонку и русак, пересекая лесосеку, вышел на очень «грудистую» пашню, где Туман, следуя за ним, буквально по пятам, дал ему за короткое время еще четыре угонки, но русак все таки укрылся в недоступной гущине лесопитомника». Согласно описанию собака показала большую резвость, насев на зверя накоротке, жадность и прекрасную ловкость на угонках, но не показала поимистости. Отдавая должное этим качествам, местные борзятники к такой резвой, но непоимистой борзой пускают другую собаку, часто значительно уступающую первой в резвости, но поимистую. Назначение подсобной собаки состоит в том, что она должна поспевать к угонкам и ловить круто изменившего направление и потому замедлившего ход зверя. При крутых угонках, если вторая собака вовремя поспевает к ним, она легко с ходу залавливает русака. Такая комбинированная травля часто применяется борзятниками. Ее преимущество в том, что за одно и то же время охоты имеется возможность провести больше скачек.

В условиях современной спортивной охоты, когда собаки находятся на свободном рыску, они пользуются чутьем для розыска зверя. Насколько оно развито у борзых, трудно установить. В условиях охоты борзая работает чутьем исключительно по следу и на жировках. Приходилось наблюдать на испытаниях, как русак или молодая лиса поднимались после прохода равняжки или как собаки в крепких местах проходили мимо, не причуивая зверя. Также замечено, что когда русак поднимается близко от собак, они помечают только «зрячего» и не чуят зверя без жировочного следа. Тем не менее, в современной охоте с борзыми чутье собаки, несомненно, имеет значение, но пользование чутьем следует отнести к опытности, к «мастерству» собаки.

На своре собаки должны идти спокойно, следя за полем, им нельзя разрешать рваться вперед. Еще большее значение имеет поведение собак вне своры. В это понятие входит отношение собаки к пойманному зверю, которого собака не должна рвать. В современных условиях у борзых выработалось особое качество — оставаться близ пойманного зверя и даже иногда аппортировать его. Для иллюстрации привожу описание одной из работ на испытаниях по вольному зверю: «... лиса легко перешла пашней и повела по жнивью в сторону села растянувшуюся отстающую свору. Когда более километра прошла по жнивью эта тупая скачка, Полет осилил и обошел Букета. Затем травля шла дорогой и вошла в неглубокий ложок. Там то и насел на лисицу Полет. На исходе длительной доскачки вогнав, как потом оказалось, матерого лисовина в водомоину, Полет настиг его и, схватив под нижнюю челюсть, задушил, не порвав шкурки. Это была образцовая хватка по месту. Подскакавшие участники испытаний и судья подобрали лисовина около лежавшего рядом сильно зарьявшего Полета». Примеров ожидания собакой владельца у пойманного зверя можно привести много.

В настоящее время у борзятников Московского общества охотников насчитывается более 50 борзых. Несмотря на трудность содержания в городских условиях и отдаленность угодий, пригодных для травли и для тренировки, интерес к породе с каждым годом возрастает, привлекая молодых охотников. Исключительное значение имели полевые испытания по вольному зверю как для выявления рабочих качеств собак, так и для вовлечения владельцев собак в работу с ними.

За рубежом полученные из СССР борзые пользуются большим успехом и высоко проходят на выставках.

Воспитание и обучение борзых должно быть целеустремленным и проводиться сообразно возрасту и развитию собаки. Общие правила воспитания щенка охотничьей собаки изложены выше.

В возрасте 3—5 месяцев щенка следует приучать к полям, предоставляя ему возможность порезвиться, погоняться за бабочками и т. п.

Некоторые борзятники притравливают своих питомцев на кошек и собак, полагая, что таким способом они развивают злобу к зверю. Такое притравливание бессмысленно и приносит только вред, не достигая цели. Злобность к кошкам и собакам ничего не имеет общего со злобой к волку. Часто приходится видеть, как борзые, рвущие кошек и собак, оплясывают волка, боясь к нему подойти. Кроме того, кошка при нападении на нее может выцарапать собаке глаза и сделать ее калекой. Нечего и говорить, что притравленные таким способом борзые собаки совершенно нетерпимы на коллективных охотах.

В связи с присущим борзым стремлением преследовать и ловить убегающего зверя надо подчеркнуть особую важность воспитания у борзой с щенячьего возраста абсолютно безразличного отношения к домашним животным.

Для выработки апортирования щенка борзой в возрасте 3— 4 месяцев следует приучать подавать и носить поноску. Обучение ведется во время игры. Дав на некоторое время щенку подержать поноску, командуют «подай!» и, разжимая пасть, берут от него мячик. Необходимо добиться, чтобы щенок охотно отдавал поноску, и поощрять выполнение лакомством. Когда щенок научится отдавать поноску по требованию, поноску бросают на недалекое расстояние и командуют

«возьми!». В тот момент, когда щенок схватит поноску, ему говорят «подай!». Следует постепенно увеличивать расстояние подачи поноски, а также разнообразить условия подачи, заставляя щенка подавать не только в доме, на дворе или в саду, но и в поле. Тогда он привыкнет подавать поноску в любых условиях. Одновременно следует приучать щенка стоять с поноской. Когда он возьмет на некотором расстоянии поноску, дают команду «стоять!» и поднимают руку, запрещая ему двигаться. При словах «ко мне!» рука опускается. Щенок должен подойти к хозяину. Когда щенок твердо усвоит подачу мягкой поноски, следует перейти на более жесткую и тяжелую поноску, например на деревянную болванку, удобную для захватывания пастью, и повторить весь курс обучения подаче. Затем можно взять набитую заячью шкурку. Наконец, когда щенку минет 8—10 месяцев, перейти к обучению с мертвым кроликом или зайцем. Это последнее обучение следует проводить в охотничьих угодьях во время притравки.

Основное правило при обучении — постепенность и настойчивость. Не утомляя щенка, нужно добиваться выполнения приказания во что бы то ни стало, награждая лаской и лакомством за выполнение.

Апортирование и остановка у пойманного зверя имеют большое значение при современной спортивной охоте, так как поимка зверя обычно происходит далеко от пешего борзятника. Если поимка произошла сравнительно недалеко от охотника, борзая может принести ему русака или молодую лисицу. Однако после резвой или затяжной скачки собака устает настолько, что ложится около пойманного зверя. Борзятник следит за направлением скачки (при этом хорошо пользоваться биноклем) и, в случае поимки зверя, идет отыскивать лежащую собаку. В таком случае ее следует наградить прикормкой, чтобы борзая поняла, что ее помощь нужна и на месте поимки. Это тем более важно, что поимка часто происходит на расстоянии 2—3 км от охотника.

Молодняк в возрасте 8—10 месяцев в закрытое для охоты время должен иметь длительные прогулки и притравки по зайцу и лисе в особо отведенных угодьях. Для этого подсадному зайцу перевязывают заднюю ногу выше скакательного сустава и держат на длинной веревке, сажают его в невысокую траву и наводят на него собак, заставляя их искать и, как только заяц поднимается, борзятник показывает его собакам и криками «ату-ату его!! ух-ух!!» подбадривает собак. Если заяц заловлен, полезно, чтобы собаки его потрепали, но не следует допускать, чтобы они рвали его. Полезно также заставить собак подать заловленного зверя ведущему охотнику. Приемы притравки постепенно усложняют — зайцу перевязывают ногу, но сажают без веревки и пускают в более крепкие места — в кусты, сухие болотники, на неглубокую пашню и т. п. Московские борзятники, вместо зайца, с успехом применяют кролика, которого пускают в поле и, показывая его собакам, притравливают их.

Притравка по подсадной лисе производится следующим образом. Лисе, как и зайцу, перевязывают заднюю ногу и держат на длинной веревке. Чтобы лиса не покусала собаку (укусы лисицы очень болезненны), ей заматывают морду шпагатом, а концы бечевки завязывают за ушами, чтобы она не могла сдернуть повязку. Предоставив возможность лисе бежать, волоча за собой длинную веревку, показывают ее собакам, подбадривая их улюлюканьем «улю-лю-лю!». Необходимо, чтобы молодая собака взяла первого зверя. Если она робеет, с ней пускают другую, уже опытную собаку — инстинкт подражания возьмет верх и молодая собака также вцепится в лису.

охотничьи собаки, борзыеЧтобы приучить собаку брать по месту, человек тащит лису за задние ноги, подставляя собаке горло. Такая предварительная притравка необходима. Приходилось не раз наблюдать на охоте и на полевых испытаниях, когда молодые даже промысловые непритравленные собаки, настигнув лисицу, боялись схватить ее. После некоторой практики из таких собак выходили и лихие работники. Бывает полезным, а иногда даже необходимым пускать молодую борзую с более опытной собакой, конечно, если та не рвет зверя.

Только практика охоты окончательно вырабатывает и развивает у собаки ее рабочие качества — резвость, зоркость, мастерство и прочие, но, как показывает опыт, притравка значительно облегчает последующее усвоение и развитие навыков.

Если в распоряжении борзятника имеется верховая лошадь, то молодых собак следует приучить к хождению на своре при конном борзятнике. Для этого прежде всего требуется, чтобы собака спокойно ходила при пешем борзятнике, держась с левой стороны. Чтобы приучить собаку ходить при конном борзятнике, следует сосворить ее со спокойной, уже приезженной собакой. Высворка должна производиться на разных аллюрах, с постепенным переходом с медленного на более быстрый аллюр. При этом переход лошади на более резвый аллюр производится тогда, когда собака спокойно ходит на предыдущем аллюре.

Охота с борзыми требует особых свор, на которых водят собак. Свора пешего борзятника должна быть длиной не менее 3 м, из узкого ремня, без швов и узлов. Широкой петлей, сделанной на одном конце своры, борзятник надевает ее на себя через правое плечо, затем пропускает ее под поясом с левой стороны. Другой конец ременной своры имеет небольшой продольный разрез; этот конец продевается через кольца ошейников собак, а прорезь на конце своры надевается на большой палец левой руки борзятника. Чтобы спустить собак со своры, сбрасывают ее конец с пальца и собаки, рванувшись за зверем, сходят с нее.

Свора для конного борзятника отличается только длиной, которая достигает 7—7,5 м.

Ошейник борзой представляет из себя неширокий ремень, в оба конца которого вшиты кольца. Его длина вместе с кольцами не должна превышать охвата шеи борзой. Кольца соединены между собой «рыскалом» — это овальное кольцо, соединяющееся с «вертлюгом», т. е. с вращающимся на стержне кольцом. В это кольцо пропускается свора. Если собака не тянет на своре, то ошейник лежит свободно и не стягивает шею, так как кольца расходятся на длину рыскала. Точно также ошейник свободно охватывает шею собаки и во время скачки. При натягивании своры концы ошейника сходятся, он туго охватывает шею, и собака не может вывернуться из него.

Необходимым оснащением борзятника является арапник с достаточно длинной и увесистой рукояткой. В дни тяжелого подъема при розыске зверя в крепких местах или в лесополосах бывает необходимо применять хлопанье арапником. Рукояткой арапника ударом по носу добивают лису, которая может оказаться не задушенной, а только лишь находится в обморочном состоянии.

Борзятник не должен забывать о возможной необходимости оказать собаке медицинскую помощь. Поэтому ему следует иметь при себе бинт, йодную настойку и некоторые другие медикаменты.

Борзятник на коне имеет ряд преимуществ перед пешим. Он лучше сохраняет свои силы, обозревает более широкое пространство, ему лучше следить за травлей и легче поспевать к пойманному зверю, наконец, на лошадь он нагружает свою добычу.

Принято следующим образом приторачивать зверя к лошади. Русаку обрезают пазанки, между сухожилием и костью одной из задних ног делается прорезь, в которую просовывается конец другой ноги, петля торока продевается между ногами и надевается на суставы. Затем русак перекидывается на другую сторону седла. Лисицу приторачивают к седлу мертвой петлей, надетой на шею. Торочить лису так же, как и русака нельзя, так как она может оказаться недобитой и находиться только в обморочном состоянии. Очнувшись, она может вцепиться зубами в лошадь, что крайне опасно для всадника.

Пешему охотнику утомительно носить на себе тушку лисы, поэтому он должен уметь снять с нее шкуру.

Перед самой охотой борзятник не должен обильно кормить собаку, а дать ей «закусить» немного мяса. Основное кормление борзых надо производить вечером.

По окончании охоты борзятник должен осмотреть собак — нет ли у них каких-либо повреждений, протереть ей ноги между пальцами и дать отдохнуть. Через 1,5—2 ч собаку следует накормить досыта.

Охота с борзыми по волкам в настоящее время, за исключением отдельных случаев, не производится. Для этой охоты борзые должны быть притравлены к волку и необходимы верховые лошади. Поэтому она может быть доступна, например, рабочим и служащим конных заводов, находящихся в степной полосе, а также некоторых колхозов и совхозов.

"Пособие по охотничьему собаководству" раздел "Экстерьер охотничьих собак и методика его оценки" - А. П. Мазовер.

ГАЛЕРЕИ ФОТОГРАФИЙ - НОВЫЕ СЮЖЕТЫ


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 06-01, 14:51 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Цитата:
Подсокольи собаки
Эту статью не следует рассматривать как строго научное кинологическое исследование. Цель ее - показать лишь многообразие пород охотничьих собак, использовавшихся ранее и применяемых теперь в соколиной охоте, а также различные способы охоты с ними.

Соколиная охота, зародившись в сухих степях Центральной Азии, благодаря переселению древних народов на Восток и Запад, развитию торговых и политических связей, в результате нашествия гуннов, крестовых походов и продвижения ислама стала известна не только жителям Европы, но и Северной Африки. В средние века охота с ловчими птицами в Европе получила как бы новое звучание, достигнув такой степени совершенства, о котором вряд ли имели понятие среднеазиатские ханы и индийские раджи.
Использование собаки в охоте с ловчими птицами имеет такие же глубокие исторические корни, как и сама соколиная охота. Во все времена и у разных народов, которые практиковали охоту с ловчими птицами, использовались различные охотничьи собаки.

При становлении подсокольей собаки немаловажную роль играли природные условия территорий, прежде всего характер местности и обитающая на ней дичь. От этих факторов зависел и выбор пернатого охотника и собаки для работы с ним. Так, в лесных районах, очевидно, необходима была собака, обладавшая чутьем и способная не только обнаружить дичь, но и согнать ее, причем так, чтобы было удобно для напуска пернатого охотника. Учитывая, что к таким природным условиям наиболее приспособлены ястреба, обладающие высокой стартовой скоростью, но работающие накоротке, от собаки требовалось, чтобы она не удалялась далеко. На степных же просторах не столько нос собаки, сколько ее глаза и быстрые ноги имели решающее значение. В такой ситуации безусловно сокол, весь склад которого более приспособлен к охоте в открытой местности, и борзоватого вида собака могли обеспечить успех в охоте.

Численность дичи тоже имеет значение. Если ее много, то охота хотя и носит случайный характер, тем не менее позволяет обходиться вовсе без собак. Например, в недалеком прошлом крымские татары практиковали охоту в наездку, будучи верхами, травя ястребами дичь, вылетающую из-под копыт лошадей. Во многих безлесных районах Севера современные охотники бьют птиц на перелетах либо с лодок, и роль собаки сводится в лучшем случае к функции ретривера. Личный опыт автора также позволяет говорить, что даже при травле белых куропаток ястребом (не при охоте с соколом на них) в тундре в принципе можно обойтись без собаки. Но без легавой пропадает тот элемент, за который, собственно, и ценится охота с ловчими птицами, а именно эстетическое наслаждение от слаженных действий собаки и птицы, когда животное и человек, слитые охотничьим чувством, представляют собой единый организм.

Другое дело, когда дичи мало, и здесь значение четвероногого помощника неоценимо. В этих условиях сокольники, которые охотятся без собаки, как правило, лишаются даже самой возможности иметь охотничий результат.

Собаки, которые помогали сокольникам при проведении охоты, известны с давних времен как "птичьи собаки". Это старинное название, дошедшее до нас из глубины веков и ныне практически вышедшее из употребления, не выделяет, однако, какую-либо особую породу собак. Более того, само понятие "птичья собака . по словам П.Хентшеля (1985). допускает двойное толкование. С одной стороны, под категорию "птичья собака" подпадают все те. которые используются в охоте с ловчими птицами; с другой - этим названием определяют тех собак, которых применяют исключительно для охоты по перу, то есть на птиц, таких, например, как перепел, куропатка, фазан, жаворонок и т.п.

Словосочетание "птичья собака", - Vogelhund (нем.), chien d'oisel (фр.) происходит от обобщенного названия пернатого хищника, используемого в охоте, будь то сокол или ястреб, которого, как пишет в своем исследовании В.Аркрайт (1904), старинные охотничьи писатели многих национальностей называли просто "птица". Это. кстати, нашло свое отражение в охотничьей лексике русской охоты - "ловчая птица", "птичья охота", "птичья потеха", "промышлять птицами" и т.д.

О европейской птичьей собаке

Ход развития центрально-европейской "птичьей собаки" тесно связан с историей соколиной охоты. Уже в первом своде законов древнегерманских племен Lex Salica (примерно 490 г.н.э.) имеется указание о ястребах, точнее о наказании за их воровство. Это позволяет судить о том, что охота с ловчими птицами была у германцев обычным делом. Кроме того, природные условия территории, большую часть которой занимали леса, и особенности в способах охоты ястреба делали этого хищника предпочтительной ловчей птицей. В старинных письменных свидетельствах можно найти и указание на использование собак в такой охоте. В "Баварской правде" (Lex Bajuvariorum, около 630 г.н.э.) говорится о hapuhunt или hapuhuhunt. В более позднем законе Lex Frisiorum также упоминается птичья собака (canes acceptoricius). И в том и в другом случае речь идет о собаках, использовавшихся при охоте с ястребом. Учитывая, что германцы травили ястребами журавлей, цапель, гусей, уток и зайцев, собаки тех времен могли совмещать в себе как функции ищеек, так и гончих, а также и борзых.

Со временем собаки все более становились специализированными по своим качествам, что нашло свое отражение в различных их названиях. В старинных источниках упоминается "птичья борзая" (то есть борзая, используемая в охоте с ловчими птицами), "ястребиная борзая", "птичья собака", "ястребиный брак" и т.д. Судя по всему, борзая и сокол стали активно входить в моду во времена крестовых походов. В XI столетии сокол уже появляется, например, в государственном клейме тогдашнего немецкого государства. Его можно видеть на фамильных гербах знатных особ; щит рыцаря нередко был украшен изображением сокола. К этому же периоду можно отнести и появление в Европе вислоухих гончих, будущих родоначальников легавых с короткой и гладкой псовиной, вывезенных из Азии первыми крестоносцами. Ими стали пользоваться как подсокольими, с помощью которых выгоняли-поднимали пернатую дичь, которую травили ловчими птицами. "Освободители гроба Господня" привозят с Востока не только массу соколов, вислоухих гончих и борзых, но и знания о новых видах охот с их использованием, что коренным образом отражается на всем дальнейшем ходе развития соколиных охот в Европе.

Дошедшие до нас произведения средневекового искусства, как-то гравюры по дереву, резьба по слоновой кости, живопись и графика, а также описания тех времен показывают, что соколиная охота составляла неотъемлемую часть тогдашней повседневной жизни аристократического общества. На крышке саркофага середины XII века, хранящегося в музее Ньора, изображен момент соколиной охоты: дама на лошади спешит к своей ловчей птице, поймавшей добычу. Несколько поотстав, за ней следует собака. Виоле ле Дюк (1875), комментируя этот сюжет, указывает, что в этом виде охоты использовали собак, выученных приносить дичь. Но это не совсем так, по крайней мере, не только это. Первоначально роль охотничьей собаки, как пишет де Шервиль (1886), от которой требовалось только, чтобы она выставляла все живое -шерсть и перо под ловчих птиц (сокола и ястреба), не шла дальше роли простой ищейки, и от нее требовалось лишь хорошее чутье и безусловное послушание, не допуская горячности.

Примечателен в этом отношении сюжет с фрагмента резьбы по слоновой кости на царском троне, хранящемся в Оружейной Палате Московского Кремля. На нем изображен момент соколиной охоты с использованием птичьей собаки, которая поднимает птиц под верхового сокольника. Как считают, это кресло XVI века работы западного мастера, которое в числе даров было привезено из Греции по случаю бракосочетания великого князя Ивана III с царевной Софией Палеолог. Фрагмент интересен тем, что подобный способ охоты почти в неизменном виде практиковался и в более поздние времена, например в начале ХIХ века, крымскими татарами, а также русскими помещиками (Данилов. 1878).

В самом старом из трактатов об охоте на французском языке - "Книге о короле Модусе и королеве Рацио", - написанном неизвестным автором, жившим в начале XIV века, имеются обширные сведения о разных видах охоты, в том числе и соколиной. Рукопись содержит немало миниатюр со сценами охот с ловчими птицами. В них, как можно видеть, присутствуют и собаки, которых уже в трактате Гастона Феба, графа де Фуа (1331 - 1391) называют "птичьими собаками"- chien d'oisel или espagnols. Эта книга об охоте датируется последними годами правления Карла V (1364-1380). Про упомянутых собак, в частности, говорится, что "родина их Испания; масти они белой или светло-желтой; они охотно подходят к птицам; на поиске их хвост в постоянном движении. Находят они всех птиц и зверей, но их специальность - куропатки и перепела. Для охотника, имеющего ястреба, сокола, балобана или перепелятника, они очень полезны".

В рукописном сборнике произведений немецких менезингеров "Манессе" (любовная рыцарская поэзия) немало миниатюр со сценами соколиной охоты, среди которых есть сюжеты охот на птиц с использованием подсокольих собак.

Следует заметить, что, по крайней мере в XIV веке, понятие "птичья собака" обрисовывает более определенно группу собак, которые по своим качествам характеризуются как "птичьи гончие". Но позже на передний план начинают выдвигаться так называемые "собаки со стойкой". К числу таких собак можно отнести и браков, о которых говорится в письме Катерины Сфорца к герцогине Феррарской от 16 августа 1481 года, в котором она просит "пару хороших гончих (segusi) и пару хороших браков для охоты с ястребом (bracco da astore). Последние, как уже указывалось, широко употреблялись в качестве подсокольих собак. Еще одно указание на них как на птичьих собак встречается в письме герцога Франциска Гиза коннетаблю Монморанси в 1540 году: "Чтобы ваш сокол ловил лучше куропаток, посылаю вам брака ему на подмогу".

Вероятно, уже в XVI веке "собаки со стойкой" достаточно сформировались, что позволяет говорить о них как о легавых в современном понимании. М.Бошерон (M.Boucheron) в статье "La chasse au duche" (1852) описывает, правда, в жанре исторического романа (но основанного на исторических фактах), события, относящиеся к декабрю 1539 года, т.е. периоду правления во Франции Франциска I (1515 -1547). В ней, кроме всего прочего, имеется описание соколиной охоты с использованием "собак со стойкой", причем работающих настолько типично, что К.Галлер (1885), сделавший перевод этой статьи, называет их "легавыми".

"...Другие вели на сворах огромную псарню, состоящую из легавых (курсив В.Ф.) и эпаньелей, превосходно дрессированных.

...Покуда размыкали собак и загонщики, вооруженные длинными шестиками, чтобы выгонять дичь из кустарников, принимались за свою работу, маркиз де Виллэна, как бы в молчаливом удалении, созерцал величественную картину, развертывавшуюся перед его глазами.

...Несколько собак уже стали в кустах, и загонщики почтительно удалились, предоставив место благородным охотникам.

...И тотчас же грациозная кавалькада амазонок выдвинулась вперед и развернулась позади собак, все еще стоявших над дичью как бы в оцепенении.

В то же мгновение с громовым шумом сорвалась стая серых куропаток. Кавалькада всадниц устремилась за нею, предшествуемая тучею ловчих птиц, стрелами мелькавших над вершинами кустарников, в погоне за дичью, по всем направлениям".

Этот любопытный эпизод дает некоторое представление об охоте (очень схожей с фрагментом на царском троне) и нравах дворянского общества в те времена. Однако нельзя не заметить, что собаки были на смычках, как известно, для лучшего управления стаей, что говорит о недостаточном их послушании. На это указывает и Л. Сабанеев, ссылаясь на К. д'Аркуссиа (1605), страстного любителя охоты с ловчими птицами, современника Людовика XIII, говоря, что даже в XVI столетии браки ловили со стойки куропаток и гонялись за взлетевшей птицей.

Вообще, что касается "собак со стойкой", то очень сложно точно проследить их развитие в то или иное время просто из-за отсутствия необходимой правдивой информации. Сведения иногда достаточно противоречивые. К сожалению, неизвестно, какие первоисточники использовал М.Бошерон для своей статьи, ибо другой автор - Де-Море указывает, что "всех "птичьих собак" больше приучали находить и указывать дичь, чем к мертвым стойкам", а это как-то не вяжется с теми собаками, "все еще стоявшими над дичью как бы в оцепенении".

Однако русский исследователь Н.Кишенский (1885) пишет следующее: "Еще задолго до изобретения огнестрельного оружия, не говоря уже об изобретении дроби, лягавые собаки не только были известны, но уже употреблялись европейскими охотниками на различных охотах - это доказывается многочисленными источниками весьма четко и ясно; мало того, "стойка" этих старинных лягавых оказывается настолько крепка, что в этом отношении большинство наших современных лягавых далеко уступает своим средневековым предкам".

Далее он продолжает: "Охотники, по-видимому, достигли такого искусства в выдержке и дрессировке лягавых, такого искусства действовать сетью и бить из-под стойки пернатую дичь и зайцев - сидячих, из арбалета и аркебузы, наконец, охота эта так распространилась в среде охотников, что стала угрожать если не полным уничтожением дичи, то значительным ее уменьшением. Это было столь ощутительно, что во Франции вызвало несколько королевских декретов (1578, 1600, 1601 и 1607), которые воспрещали охоту с лягавою, а собак этих приговаривали к повсеместному уничтожению во всем королевстве."

Здесь уместно привести другой отрывок из той же статьи М.Бошерона, потому что он достаточно показателен:

"...Отомкни одну из собак и следуй за нами", - прибавила Екатерина Медичи, обращаясь к сокольнику... - Куропатка должна быть здесь. Ближе твою собаку, сокольник!

Собака сделала стойку прямо перед кустом, указанным маркизом.

"Клюз!" - закричал маркиз, бросив вверх сокола и ловко указывая ему рукой на кустарник, над которым он остановился, плавая в воздухе. (Клюз - крик, употреблявшийся французскими сокольниками, когда требовалось, чтобы птица держалась над головой охотника, высматривая добычу. - К.Галлер)

Во время этого ловкого маневра принцесса напряженно обыскивала куст глазами. Наконец, заметив куропатку, таившуюся в траве и вдвойне оцепеневшую от вида собаки и сокола, она соскочила с лошади и, приближаясь к ней, крадучись шагом, она нагнулась и схватила ее с ловкостью кошки".

Хотя этот эпизод настолько точно показывает элемент соколиной охоты, характерный для более позднего времени (примерно XVIII - ХIХ столетия), что поначалу вызывает некоторое сомнение в принадлежности описываемых событий той эпохи. Однако видно, что легавая удерживается на своре сокольником, предупреждающим тем самым возможную гоньбу дичи, что более подтверждает мысль Л.Сабанеева, что собаки тех времен были еще слишком гончими.

Интересные сведения, дающие некоторое представление о подсокольих собаках, использовавшихся в охоте с ловчими птицами при короле Франции Людовике XIII (1610 -1643) во времена славного периода расцвета соколиной охоты, приводит в своих очерках известный в прошлом наш соотечественник и соколиный охотник К.Галлер. Сын Марии Медичи и Генриха IV, Людовик XIII, как считает К.П.Галлер, был не только редким и знаменитым соколиным охотником. В его правление соколиная охота достигла вершины своего развития, распространения и процветания. Кроме того, Людовик XIII как соколиный охотник оказал влияние на развитие охоты в Германии, в Англии и в Польше, и даже в России, в царствование государя Алексея Михайловича и позднее.

Со слов К.Галлера, собаки, ходившие под соколами, были двух родов: во-первых, так называемые "птичьи собаки", предназначение которых отыскивать и поднимать дичь, и борзые. Их спускали на помощь соколу или другой ловчей птице, когда взятая добыча оказывалась довольно сильной и сопротивлялась на земле. В числе "птичьих собак" были эпаньели, грифоны, пуделя и легавые (браки). При напусках в полях предпочитались эпаньели вследствие того, что тогдашние легавые нередко мяли или даже вовсе отнимали дичь от ловчих птиц, чтобы самим полакомиться, за что их нередко наказывали палкой. Это. кстати, можно наблюдать на некоторых гравюрах со сценами соколиных охот. Впоследствии во избежание таких случайностей их начали сострунивать, фиксируя морду. Д Аркуссиа отмечал, что браки тех времен бьии нежны, робки, боялись холодов и были прожорливы. Собаки выбирались не слишком рослые и не слишком мелкие. Вообще же, когда напускали соколов в поле, то выгоняли дичь многими собаками: от четырех до шести смычков бывало у обыкновенных охотников, а у короля только для одного полевого напуска его собственного кабинета имелось 18 эпаньелей. И всех этих собак посылали искать одновременно.

Для напусков над водой лучшими собаками считались пуделя, как менее самовольные и более покорные, чем грифоны. Английские водяные эпаньели (Waterspaniels) и фламандские эпаньели также очень ценились и считались хорошими. Кроме того, некоторые охотились еще и с таксами (chiens d'Avtois).

Изображения птичьих собак, о которых мы можем судить более или менее определенно, дошли до нас благодаря прежде всего миниатюрам из охотничьих трактатов, гравюрам по дереву и эстампам Иоста Аммана (конец XVI века), Филиппа Гале (1533 - 1612), Рикарда Блома, Егана-Элиаса Ридингера (1698 -1767) и др. Судя по этим изображениям, а также описаниям тех времен, можно заметить, что "птичьи собаки" очень сильно различаются между собой как по виду и размерам, так и по цвету рубашки и категории псовины. Среди них встречаются короткошерстные, длинношерстные, а также жесткошерстные или кудлатые (клокастые). Вся эта разношерстная группа старых "птичьих собак", представлявших собой типичных охотничьих собак с вислыми ушами, как с купированными, так и полными хвостами, во время соколиной охоты изначально всецело должны были быть подчинены задачам поиска и вспугивания дичи в поле, зарослях и в воде или же, как птичья борзая, иметь специальную задачу преследования дичи гоном. Эстетическое содержание при выборе собак для использования в соколиной охоте раньше имело лишь второстепенное значение.

Потомков практически всех этих неоднородных "птичьих собак" почти в чистом виде можно найти сегодня в выведенных современных породах большой группы островных и континентальных легавых, а также собак группы птичьих гончих, таких, как немецкая перепелиная собака и спаниели разных пород.

Виктор Федoров
Природа и Охота, №1(32), 2000

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 06-01, 14:52 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Соколиная охота

Небольшой фрагмент из книги Мишеля Пастуро «Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола».

Охотой в отличие от войн и турниров занимались во все времена года. Она являла собой занятие, ради которого многие рыцари были готовы терпеть любую непогоду и самые грозные опасности. Очень часто охота превращалась в настоящую страсть, не знающую границ. Так, король Филипп Август, не падкий на иные развлечения, охотился каждодневно в послеобеденное время как в период войн, так и мира, как во Франции, так и в других странах, не делая исключения даже для Святой Земли.

Впрочем, занятие ею диктовалось не только страстью, но и необходимостью. Питание тогда было, в основном, мясным, и благодаря охоте стол сеньора обеспечивался крупной и мелкой дичью. Иногда же целью было уничтожение некоторых хищных зверей (лисиц, волков, медведей), которые угрожали урожаю, домашней птице, а порой и крестьянам. В таких случаях в полной мере раскрывался ее дикий, опасный и азартный характер.

Особое место следует отвести соколиной охоте, появившейся на Западе в начале XI века и очень быстро ставшей одним из излюбленных развлечений аристократического общества. Будучи действительно в высшей степени благородным занятием, жестоким и красивым одновременно, коим не пренебрегали даже дамы, она вместе с тем представляла собой весьма сложное искусство, изучению которого будущему рыцарю приходилось посвящать не один час занятий. Он должен был знать, как поймать птицу, как ее кормить и ухаживать за ней, как научить ее слушаться жестов и посвистываний, распознавать жертву и охотиться. Этой тонкой науке, бывшей самой изысканной в куртуазном воспитании, посвящены многочисленные трактаты, большинство из которых составлены на Сицилии; некоторые из них сохранились до наших дней. Они сообщают нам, как именно должна происходить выучка молодого сокола. Его брали прямо из гнезда, желательно сразу после рождения. После первой линьки ему подрезали когти, привязывали к лапке колокольчик (на случай, если он потеряется) и зашивали веки (чтобы хорошо выучить птицу, ее нужно сделать временно слепой). И лишь затем начиналась собственно выучка: сокола приучали сидеть на специальной жердочке и на руке, обучали посвистываниям, которые он должен был различать; далее, освободив веки, заново приучали его к свету, дразнили при помощи искусственных жертв. На все это уходил почти целый год. Наконец наступало время первой охоты. Сокол, накрытый капюшоном, сидел на руке хозяина. Когда появлялась дичь, накидку снимали. Птица взмывала в небо, выслеживала жертву, бросалась на нее и терзала до тех пор, пока свист хозяина не приказывал вернуться обратно.

В большей степени, чем собаке и лошади, именно соколу выпала честь быть любимым животным рыцарей. Владеть этой в высшей степени благородной птицей вилланам (крепостным) было запрещено. К тому же на покупку хотя бы одного сокола требовалась весьма внушительная сумма, а подарок подобного рода расценивался как поистине княжеский. Смерть сокола была для хозяина горестной утратой. Не случайно трактаты, посвященные дрессировке этих птиц, содержали множество советов, как продлить их жизнь. Хотя в данном отношении в отличие от описания техники обучения они оказываются недостаточно серьезными. К тому же зачастую противоречат друг другу. Вот несколько рецептов по уходу за простудившимся соколом, которые извлечены из трех разных трактатов.

Первый скромно рекомендует: «Возьми горячего вина, смешанного с толченым перцем; влей эту смесь в глотку соколу и держи, пока он ее не проглотит. Тогда он излечится».

Второй отдает предпочтение мясному средству: «Смесь воды с содой для стирки и золы от сгоревшей виноградной лозы влей ему в глотку. Подожди, пока он ее проглотит, после чего дай ему съесть ящерицу. И он излечится».

Третий, наконец, предлагает полный курс лечения: «Возьми четыре куска сала, обмазанного медом и посыпанного металлическими опилками; вложи их ему в глотку. Поступай так в течение трех дней, исключая всякую другую пищу. На четвертый день пусть он проглотит небольшого цыпленка, которого следует предварительно напоить большим количеством вина. После этого перед огнем разотри ему горячим молоком грудь. Остальные дни корми его воробьями и другой мелкой птицей. Он верно излечится».
_________________

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 06-01, 14:53 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Родион писал(а):
История немецкой соколиной охоты

Примерно V в. н.э. соколиная охота упоминается
в «народных правах» (своде законов) - «Саллической
правде», которые были записаны при Хлодвиге примерно
в 490 году н.э., однако базируются на более древних
источниках. Было определено наказание за воровство ловчей
птицы. В «правах» соколиная охота рассматривается так же,
как и охота с собаками, из чего можно предположить, что
заниматься ею было в порядке вещей. Природная структура
территории давала возможность развиваться охоте с ловчей
птицей - с ястребом, которого германские племена предпочитали
другим ловчим птицам. Именно ястреб упоминается в «Саллической
правде» и «Лех-Байвароруме» (Реринг 1933). В древнейшей части
«Саллической правды», которая, по всей видимости, относится еще к
дохристианскому периоду салических франков, уже есть упоминание о
штрафе за кражу ястреба-тетеревятника и ястреба-перепелятника.
Укравший ловчую птицу был обязан уплатить владельцу 5 су или птице
позволяли выклевывать 6 унций мяса из ягодицы вора. По всей видимости,
германцы использовали для охоты только тетеревятников и перепелятников,
большие орлы вошли в моду лишь во времена крестовых походов.



В «Алеманской правде» говорится о ястребе, который ловит журавлей, и в швабской игре, появившейся позже, речь идет об охоте ястреба на журавлей. С ястребом охотились также на цапель, диких гусей и уток.
В Германии ястребиная охота особенно полюбилась во времена мировингов, примерно к первому тысячелетию н.э. она получила широкое распространение. Начиная с этого времени и примерно до V в. можно говорить о процветании соколиной охоты в центральной Европе. Однако апогея соколиная охота достигла именно в XIII в. (Дитше 1967).
Перед «соколиным королем» Фридрихом II фон Гогенштауфеном соколиная охота являлась особенным развлечением для многих правителей. Карл Великий (768-814 г.г.), Генрих Фогелер (+ 936 г.) и Генрих III (+1056 г.) были заядлыми сокольниками, как и король Фридрих Барбаросса (+1190 г.). К этому времени изображение сокола появилось на печати рейха.



Фридрих II фон Гогенштауфен (1194-1250) оставил выдающийся трактат о соколиной охоте «De Arte Venandi cum Avibus» («Об искусстве охоты с ловчей птицей»), который и сейчас может быть взят на вооружение сокольником, как и в те далекие времена, когда он был написан. «Соколиный король» был не только выдающимся правителем, но и любознательным ученым, который больше полагался на эксперимент, а не на схоластику своего времени. Его «соколиная книга» делится на две части; в первой части речь идет о «природе птиц», а вторая повествует об охоте с соколом. Так как Фридрих II изображал вещи такими, какими они есть, он создал удивительную естествоведческую работу, которая привлекает внимание не только содержанием, но и прекрасными миниатюрами.
В XIII в. соколиная охота становится неотъемлемой частью общественной жизни княжеских дворов. Символ сокола появляется повсюду. Щиты и гербы рыцарей украшаются изображением сокола, он появляется на знаменах дворянских родов, практически становясь символом всего немецкого.
Выражения, которые и сегодня используются сокольниками, возвращают нас в средние века. «Wildfang» к примеру, является обозначением сокола или ястреба, который был взят для приручения уже после того, как он научился охотиться самостоятельно, однако он еще не обладает взрослым оперением.



Дошедшие до нас из XIII в. произведения искусств показывают нам, как типична была соколиная охота в то время. В «Манесшен» (в Большом Хайдельбергском рукописном сборнике песен) на многих рисунках изображены сцены соколиной охоты.
В поэзии миннезингеров (любовная рыцарская поэзия) мы опять слышим о соколиной охоте. «Я взрастил для себя сокола...», так начинается одна из песен.
С развитием огнестрельного оружия соколиная охота теряет свои позиции. При княжеских дворах она остается эксклюзивным увлечением знати вплоть до Французской революции.
В 1617 году во Франкфурте-на-Майне появился перевод «Фальконарии» Шарля д’Аркуссиa, который и сегодня имеет литературную ценность. Выдающиеся портреты знати с соколом на руке дошли до нас благодаря полотнам Гольбейна, Спилберга, Яна фон Норта.



Среди немецкой знати славились как сокольники маркграфы фон Ансбах-Байройт. Маркграф Фридрих Вильгельм фон Ансбах тратил на соколиную охоту неслыханные средства. За период с 1730 по 1755 годы он вместе со своими сокольниками отловил 36 тысяч птиц. От того времени до нас дошли гравюры Иоганна Элизара Ридингера, на которых изображены сцены охоты с соколами и ястребами. На гравюрах очень натуралистично изображена охота с ястребом на диких гусей и на зайцев.
В XVII-ХVIII вв. соколиной охотой занималась для своего удовольствия лишь знать. Охота на цапель с сапсаном велась лишь для приятного время провождения, являлась, однако, кульминацией в общественной жизни. В Пруссии как сокольники славились великий курфюрст Фридрих Вильгельм II (1620-1688), Фридрих I Прусский (+1713), а также Фридрих Вильгельм 1 (1688-1740). Они основали в Потсдаме соколиный двор (Пирсон, 1903).



Фридрих Великий II Прусский (1712-1786) был противником всякой охоты, в том числе соколиной, и не одобрял финансовых затрат на эти цели. Он распустил «соколиный двор» в Потсдаме. Последним финансовым вложением знати в соколиную охоту до Французской революции явилось строительство охотничьего замка «Фалькенлюст» недалеко от замка Брюль. Курфюрст Клеменс Август фон Кельн позволил начать строительство этого замка в 1729 году. Даже сегодня он поражает своей красотой и, в первую очередь, в связи с соколиной охотой. Расцвет соколиной охоты в Германии во времена барокко и рококо привел к тому, что при дворах князей на службу приглашались знаменитые голландские сокольники из Валькенсварта. После Французской революции 1792 года во всей Европе практически прекратили заниматься соколиной охотой. При Наполеоне I был сохранен при французском дворе лишь один «соколиный двор», сам он не проявлял никакого интереса к охоте. Во время ведения Францией войны в Европе пришли в упадок или были разрушены последние «соколиные дворы».
В ХIХ веке, забытая всеми, соколиная охота стала развлечением лишь некоторых восторженных поклонников. Только в Голландии немногие сокольники занимались охотой в Хет Лоо в Гельдерне (Шлегель, 1844). К началу ХХ столетия соколиная охота в Германии была практически забыта. После I Мировой войны вместе с ростом национального сознания возрождается такая традиция, как «Орден немецких рыцарей», и по этому поводу Энгельман пишет в 1928 году: «Следуя традициям немецких рыцарей и 500-летнему завету кайзера, по настоянию Юнгклауса и его соратников в 1922 году создан «Немецкий соколиный орден», по поводу которого было торжественно вынесено окончательное решение в Лейпциге в мае 1923 года».



Юнгклаус (Билефельд) разработал непосредственно после I Мировой войны программу объединения всех тех, кто интересовался искусством ведения охоты с ловчей птицей. Он предложил назвать сферу, связанную с ведением такой охоты, «Орнеологией». За основу для своей программы он взял последний европейский сокольничий клуб в Хет Лоо в Гельдерне (основанный в 1839) году Loo Hawking Club в королевском замке Лустшлос Хет Лоо недалеко от Апельдорна в Гельдерландии. Сокольничий клуб в Хет Лоо потерпел неудачу из-за своей дороговизны и однобокости. Тем не менее, посредством этого клуба возникли значимые культурные ценности в области орнитологии и сохранения традиций соколиной охоты, которые были взяты на вооружение Вестером фон Вульверхорстом и Германом Шлегелем.



Задуманный ими союз должен был послужить признанию соколиной охоты как феномена, имеющего огромное натуралистическое и культурно-историческое значение. Членство в клубе было доступным для всех желающих, так как годовой взнос был небольшим, и благодаря этому клуб был открыт для многих орнитологов и любителей хищных птиц.
В 1923 году Юнгклаус предлагает назвать образовавшийся союз «Немецким соколиным орденом». Он хочет заменить заимствованное слово «клуб» на более приемлемое по звучанию и давно вошедшее в употребление «орден», а также ввести обязательное членство.



Использование прилагательного «немецкий» в названии клуба Юнгклаус считал уместным, так как он верил в международное значение этого союза, а в ситуации дезорганизации международных отношений после I Мировой войны введение немецкого обозначения считал справедливым.
На торжества по случаю основания «Немецкого соколиного Ордена» (НСО) 26 и 27 мая 1923 года в Лейпциге, которыми руководил Фриц Энгельманн (г. Гера), собрались многие известные немецкие орнитологи. После основания НСО внимание к соколиной охоте привлекалось посредством докладов в охотничьем Союзе, а также статей с изображением и описанием охоты с ловчей птицей в ведущих охотничьих журналах, особенно в «Немецкой охотничьей газете». Как первое признание со стороны сокольников ими было передано «Сокольничье приветствие» («Орден сокола» 1924). Во время проведения большой юбилейной охотничьей выставки в 1925 году в Дюссельдорфе, НСО представил свою первую большую экспозицию о соколиной охоте. С 1927 года НСО постоянно издает журнал «Немецкий соколиный Орден», в котором наряду с сообщениями о жизни и деятельности организации появляются ценные статьи о хищных птицах и соколиной охоте. Особенно известными основоположниками НСО являются Энгельманн (1874-1935) и Клайнштейбер (1895-1970), которые как орнитологи, внесли большой вклад в прогрессивное стремление НСО к защите хищных птиц и развитие соколиной охоты. Работа Энгельманна заслуживает особого внимания и сегодня. Хотя он никогда не принимал на себя обязанности председателя НСО, он всегда оказывал влияние на организацию. Он известен как любитель и защитник птиц, заводчик такс и охотник, интересы которого неизбежно переплетались с соколиной охотой.



Своим благородством и отзывчивостью по отношению к людям из рабочего класса и мелких служащих (Энгельманн работал врачом в г. Гера) он снискал себе титул «доктор маленьких людей», т.к. он часто принимал пациентов бесплатно. ( Кляйнштойбер, 1935). В НСО он долгие годы отвечал за естественные науки, приобретя известность своими книгами: «Мои любимцы-соколы» (1925), «Хищные птицы Европы» (1928). И сегодня он почитается как прославленный сын города Гера, как орнитолог и ученый.
Кляйнштойбер (Лимбах-Оберфрона) активно участвовал в решении вопросов НСО, как орнитолог правильно оценивая значение этой организации в деле защиты хищных птиц и соколиной охоты. При возрождении соколиной охоты в ГДР, используя свой большой опыт и профессиональные знания в области орнитологии, он активно участвовал в восстановлении сокольничей организации. Захват власти в Германии национал-социалистами 31 января 1933 года повлиял на ведение всякой охоты, в том числе и на соколиной. Националистические тенденции НСО использовались и усиленно подчеркивались новой властью в своих целях. Унификация всех общественных организаций и объединений национал-социалистическим идеям (в противном случае их ждала ликвидация) имела ощутимые последствия и для НСО. Во время внеочередных выборов в состав правления НСО 22 октября 1933 года было одобрено требование приобщения к господствующей идеологии. (Кляйнштойбер, 1933). В 1934 году осуществилась правовая реорганизация всего охотничьего дела в немецком Рейхе, которая касалась и соколиной охоты. В новом Прусском законе об охоте от 18 января 1934 года (Прусский законодательный свод 1934 г. № 3. Берлин, от 20.01.1934) по инициативе и просьбе членов НСО (Ренц Валер) было впервые введено удостоверение соколиного охотничьего клуба.



Одновременно с урегулированием правил ведения соколиной охоты в Прусском праве об охоте, НСО признает необходимость введения экзамена для получения свидетельства охотника, одного лишь документа, свидетельствующего о принадлежности к клубу считается недостаточным. В этом же году вводится экзамен, который включает проверку как теоретических, так и практических знаний. В законе об охоте от 3 июля 1934 года соколиная охота признается в Рейхе ведущим видом охоты и подчеркивается необходимость получения удостоверения охотника для занятия этим промыслом. По просьбе руководителей НСО и распоряжению от 25 марта 1937 года руководителей охотничьего ведомства Рейха, НСО вошел в состав «Союза немецких охотников Рейха».
С крушением гитлеровского фашизма вместе с национал-социалистическим государством исчез и «Немецкий соколиный орден», как профашистская организация. Нацистское «Право охоты» становится недействительным, равным образом, как и соколиная охота. Благодаря прогрессивным членам НСО, стало возможным решение задач по защите хищных птиц и разумного ведения охоты при новом демократическом строе.



Аналогично совершенно противоположному развитию общественных отношений в ГДР и ФРГ, по-разному закладывается и основа ведения соколиной охоты в обоих немецких государствах, ставятся различные задачи.
С основанием «Центрального рабочего кружка для защиты хищных птиц и соколиной охоты» при Центральном комитете по орнитологии и защите птиц и «Центральной комиссии защитников природы и родного края» при немецком Культурном союзе ГДР 1 и 2 марта 1958 года в Мейсене, на основании параграфа № 4 и поправки 6 к закону о регулировании охотничьего дела от 23.12.1957, объединились защитники дикой природы и сокольники для того, чтобы совместно решать проблемы защиты хищных птиц, орнитологии и охраны мелких животных при дальнейшем развитии соколиной охоты. (Шименц, 1958г.).



В свете урегулирования охотничьего дела в ГДР на основании поправки 8 к основному закону от 14.04.1962 г., правила ведения соколиной охоты были заново сформулированы и изложены в параграфах 17 и 18. Сдача экзамена и обязательное членство в охотничьем клубе стали иметь принципиальное значение. Новые положения в регулировании охоты, изложенные в 17 и 18 параграфе, имели по сравнению с параграфами 4 и 6 значительный прогресс, т.к. посредством их соколиная охота и защита хищных птиц становилась неотъемлемой частью социалистического охотничьего дела. Центральный рабочий кружок «По защите хищных птиц и соколиной охоты» при немецком Союзе Культуры был распущен 7.06.1962 г., т.к. посредством положения изложенного в правке 8 об охоте с ловчей птицей, является делом руководимого государством охотничьего хозяйства, поэтому Союз Культуры не был компетентен в этом вопросе. Позитивное развитие соколиной охоты и защиты хищных птиц в 1958-1962 годах является заслугой «Центрального рабочего кружка по защите диких птиц и соколиной охоты» при немецком Союзе Культуры.



Количество членов «Центрального рабочего кружка» выросло с 60-ти человек в 1958 году до 197 человек в 1960 году. На четырех центральных съездах члены кружка продемонстрировали постоянно растущие теоретические и практические знания в области ведения соколиной охоты и защите диких птиц, охота с ловчей птицей проводилась все успешнее, число тщательно отобранных и заботливо прирученных птиц увеличивалось.



На заседание Государственного Комитета по лесному хозяйству при Комитете сельского хозяйства ГДР 6.11.1964 года была приглашена рабочая группа «По защите диких птиц и соколиной охоте» Верховного ведомства в области охоты. Посредством директивы № 3 об организации соколиной охоты в ГДР (от 8.11.1965) была создана важнейшая правовая основа для занятий соколиной охотой в ГДР, были урегулированы с правовой точки зрения все имеющиеся вопросы. При введении 22.09.1966 года обязательного экзамена для сокольников и распоряжении № 4-71 от 30.03.1971 года «О порядке организации работы в рабочих группах в области ведения соколиной охоты и защите хищных птиц при Комиссии ведомства по охоте», были усовершенствованы правовые основы ведения охоты.
В законе об основах охотничьего дела в ГДР от 15.06.1984 года и в его исполнительных инструкциях придается большое внимание соколиной охоте, согласно растущему общественному интересу. При этом гарантируется на будущее, что соколиная охота и защита хищных птиц останутся неотъемлемой частью социалистического охотничьего дела и будут доступны всем трудящимся.



Центральной рабочей группой «Соколиной охоты и защиты хищных птиц» был создан 20.04.1972 года комитет по приручению хищных птиц. Целью организации стало исследование биологических обстоятельств для размножения этих птиц в неволе, о приручении редких, находящихся под угрозой исчезновения видов птиц, для сохранения и приумножения их числа.



Основные положения о ведении соколиной охоты и защите хищных птиц:
- Занятие соколиной охотой поддерживает национальные охотничьи традиции и помогает сохранить национальное культурное наследие.
- Главным для сокольников является активное участие в защите хищных птиц с целью сохранения, защиты и приумножения их численности.
- Практическая охота ведётся только с теми видами птиц, которым в природе не грозит вымирание. Как ловчая птица, главным образом, используется самка ястреба.
- Перепелятник, орёл и крупный сокол берутся для приручения в исключительных случаях, как правило, там, где эти птицы есть в распоряжении зоопарков.
- 230 сокольников имеют разрешение на охоту с ловчей птицей из общего числа охотников в 44 тыс. человек.
- Сокольники являются членами охотничьего общества, это представители разных слоёв населения: рабочие, крестьяне и трудящиеся.
- Занятие соколиной охотой доступно всем желающим, достигшим 16-ти лет, и вступившим в охотничье общество. После сдачи экзамена они получают разрешение на соколиную охоту.
- Занятие соколиной охотой осуществляется в рамках плановых занятий охотой общества охотников в районах, предусмотренных для её ведения. Как члены охотничьего клуба сокольники уравнены в правах и обязанностях с другими охотниками.
- Они имеют свою рабочую группу в окружных, районных комиссиях и высшей инстанции охотничьего управления, а также в президиуме охотничьего общества.
- Разрешение на отлов хищных птиц выдаётся районными охотничьими органами власти при участии комитета защиты природы.
- Прирученные для охоты птицы получают «паспорт» и регистрируются районными советами и обществом «Соколиной охоты и защиты хищных птиц». Ловчие птицы, как и дичь, являются народным достоянием. Обмен ловчими птицами возможен при согласии соответствующих инстанций.
- Общественная работа по защите хищных птиц в школах, летних лагерях, статьи в газетах, научные публикации, сотрудничество на радио и телевидении, выставки служат пониманию значения хищных птиц в экологической системе и подчёркивают необходимость их защиты.
- Сокольники тесно сотрудничают с «Обществом защиты природы и окружающей среды» при Немецком союзе культуры ГДР и орнитологами в деле сохранения и защиты птиц.
- Сокольники осуществляют уход за больными или ранеными птицами с целью возвращения их на свободу.
- Сокольники должны предотвращать возможность нанесения вреда хищной птицей, как в частных, так и в кооперативных товариществах, содержащих хищных птиц, а так же фазанов.
- Пропаганда соблюдения предписаний по защите природы и окружающей среды, особенно по защите хищных птиц, является важнейшей задачей сокольничих.

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 06-01, 14:54 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Франция. Борзятники вперед!
В старину выделяли несколько видов охот: соколиная охота, царская, псовая, боярская, ружейная, псарская. Как охотились на Руси во времена давние, мы знаем крайне мало, особенно если это касается собак. Монахи-летописцы неприязненно относились к охоте с собаками, считая их существами нечистыми, «псами смердячими», а потому в летописях следа о псовой охоте не оставили. Европе было проще. Большая часть католических священников и высшего духовенства были охотниками, так что о той охоте нам кое-что известно. Вряд ли она отличалась от охоты русской, разве что антуражем. Когда на Руси появились борзые собаки, точно нигде не сказано. Но будто бы они пришли с азиатскими завоевателями, и с тех пор прижились. По преданию, король Франции Генрих I получил от Великого киевского князя Ярослава Мудрого дочь Анну с приданым, куда входили и три борзые собаки. Это считалось большой ценностью. Дары борзыми отправлял и царь Борис Годунов. Считается, что псовая охота получила гражданство во времена Ивана Грозного и сразу стала популярной. Она даже затмила соколиную охоту. Лессинг, автор первой русской книги о псовой охоте, писал, что созданная на Руси порода была в Западной Европе в большой славе благодаря своей резвости и работе по волку. Интерес к русским борзым никогда не пропадал. Вот слова французского знатока собак, написанные уже в XIX веке: «Из всех пород собак самая прекрасная русская псовая борзая. Фигура могучая, поза гордая! При всей своей элегантности эта собака удивительно бесстрашная». Охота с борзыми – это страсть. Борзятники ждут не дождутся осеннего благословения на выход в поля. А то, что страсть эта великая, на это есть яркие примеры. Император Петр II, короткое время восседавший на российском троне, вкусив азарт охоты с борзыми, забросил все свои государственные дела. Он даже перебрался из северной столицы в Москву, где в окрестностях водилось больше зайцев. Граф Остерман, наставник Петра II, в отчаянии писал: «Царь не любит ни моря, ни кораблей, любит псовую охоту. По осени он выводил на поля 420 (!) собак». До царствования Петра III русские дворяне считали постыдной охоту с ружьями. Шли на «ловитву» только с собаками, соколами и ястребами. Последними заядлыми борзятниками можно считать кавалерийских офицеров кутузовской армии. Не было войны, и они забывали о ружьях. Каждый четвертый кавалерийский офицер был борзятник. Когда они возвращались из Франции, то в качестве трофеев прихватывали псовых борзых. Борзые выводились специально для охоты барской. Промысел от той охоты был невелик, а вот удовольствие она доставляла знатное: веселила кровь, пробуждала азарт и радовала глаз. Протрубит рог отбой, и борзая из охотничьей собаки мигом превращалась в домашнее созданье, украшая собой барские покои. Псовая охота … За ночь подморозило и припорошило снежком пашню. Если бы не защитные лесополосы, то до самого горизонта мы бы видели лоскутья черноземных полей. Весь день нам бить ноги по этим черноземам. Скоро, намотав на сапоги пуды грязи, мы поняли, что занятие это не для слабых. Но охота, как известно, пуще неволи. «Равняшка», цепь борзятников, замерла в ожидании послепривального сигнала. Егерь поднял медный рог. Звук получился простуженный, с хрипотцой. – Вперед! Пошли! Пошли! Равнение! Борзых держат на сворках – длинных тонких веревочках, пропущенных в кольца собачьих ошейников. Стоит выпустить один конец веревки из рук, и собаки свободны. Правила охоты таковы: свору спускает тот, перед кем выскочит заяц. Борзые должны видеть добычу, запах они не улавливают. Заяц лежит в бороздах плотно и выскакивает прямо из-под ног. Реакция охотника должна быть мгновенной. Промедли чуток, и заяц наберет скорость. Он потянет свору к кустам, а там собаки беспомощны. Ах, как некстати этот мелкий дождичек, что заморосил из налетевших туч. Но это уже испытание людям. Сколько раз говорил себе: не суди о собаке по внешнему виду, но от красоты трудно глаз отвести. Вот московскими борзыми залюбуешься: высокие, статные, длинноногие, прямо с конкурса красоты. Москвичи хитрят: гоняют собаку в рост, придавая ей товарный вид, затем сбывают ее за «зелененькие». Покидает рослая поджарая красавица свою родину и обретает пожизненный покой на виллах в землях итальянских, голландских, датских или французских. Там она – символ богатой жизни. Для поля московские борзые не годны, это каждый борзятник знает. Но москвичи возят их на испытания, пытаясь развить в них еще и охотничьи качества. Но эта хитрость не проходит. Сердчишко у собак слабовато, и они сходят с дистанции. Добыча достается трудягам, у которых и видок подгулял, и окрас шампунями от осенней грязи не отмыт. – Заяц! Ату! Ату! Серый комочек выстрелил из-под ног и сразу же бросился к заросшему ивняком овражку. Рывок борзых стремителен, они словно полетели над землей бело-рыжими стрелами. Все замерли, достанут ли? – Оп! Оп! Оп! – кто-то не утерпел и стал подбадривать борзых. Каково им лететь по мерзлой, осклизлой земле, когда лапы проваливаются в борозду или бьются о комья крупно вспаханной пашни? Боль-то ведь адская... Борзые достали зайца у самой границы балки. Егерь стеганул лошадь и поспешил за добычей. Вернувшиеся к хозяину борзые были уже абсолютно спокойны, и черные вишни глаз ничего не выражали. Даже похвалу собаки приняли как-то застенчиво. По «равняшке» передали поздравление: «С полем!» По всей России не сыскать пары хорошеньких… борзых …Зайчишки для борзых – всего лишь тренировка. Главная их добыча волки. Но по нынешним временам охота на волков с борзыми редка. Это осторожно сказано, мы так и не слыхивали о таковой. К борзым собакам нужны еще гончие, которые своим лаем поднимали бы зверя и гнали его из леса в поле. Владелец борзой должен быть уверен в своей собаке, прежде чем пустить ее на крупного и опасного зверя. Волк может и верх взять, тогда прощай и собака, и денежки, что за нее выложил. Борзятники не рискуют, им хватает и зайчишек. А между тем возникает все большая необходимость в хорошо натасканных сворах борзых, способных взять волка. Поголовье хищников множится. Во многих местах волк уже начинает наглеть и расправляется с домашним скотом, а то и осаждает деревни. Численность волка во все времена регулировали, поддерживая разумное равновесие. Районные охотоведы знают, сколько волков надо уничтожить, но кто это будет делать? Своих егерей мало, а приглашать охотников из города – риск. Бывали ведь и трагические случаи: в пылу азарта неопытный охотник мало контролирует ситуацию. На волков охотятся в основном зимой, и нередко дня не хватает, чтобы обнести солидный участок леса флажками, расставить охотников по номерам и начать загон. Проще было бы взять зверя по осени гончими и борзыми. Но по всей России не сыщешь хорошо притравленной на волка своры и опытных егерей. Вот вам и реальная польза от псовой охоты. …Эх, и намаялись за день, ноги гудят. Сигнал окончания охоты – ко всеобщей радости. «Равняшка» вмиг поломалась, и все потащились к дороге. Мы возвратились на ужин под старые яблони. Вот теперь можно позволить чарочку «с устатку», другую – за добычу, третью – за собак. А потом нескончаемый разговор. ...Засыпая, будто проваливаешься в черную бездну. Дневная реальность не отступает, и видишь летящих по пашне борзых. Говорят, эти сны долго не проходят. Ну и пусть, не самые плохие сны. Вячеслав Федоров
Журнал "Отдых в России"
№01 2005
_________________

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 06-01, 14:54 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Родион писал(а):
Охотой в отличие от войн и турниров занимались во все времена года. Она являла собой занятие, ради которого многие рыцари были готовы терпеть любую непогоду и самые грозные опасности. Очень часто охота превращалась в настоящую страсть, не знающую границ. Так, король Филипп Август, не падкий на иные развлечения, охотился каждодневно в послеобеденное время как в период войн, так и мира, как во Франции, так и в других странах, не делая исключения даже для Святой Земли.

Впрочем, занятие ею диктовалось не только страстью, но и необходимостью. Питание тогда было, в основном, мясным, и благодаря охоте стол сеньора обеспечивался крупной и мелкой дичью. Иногда же целью было уничтожение некоторых хищных зверей (лисиц, волков, медведей), которые угрожали урожаю, домашней птице, а порой и крестьянам. В таких случаях в полной мере раскрывался ее дикий, опасный и азартный характер.

Особое место следует отвести соколиной охоте, появившейся на Западе в начале XI века и очень быстро ставшей одним из излюбленных развлечений аристократического общества. Будучи действительно в высшей степени благородным занятием, жестоким и красивым одновременно, коим не пренебрегали даже дамы, она вместе с тем представляла собой весьма сложное искусство, изучению которого будущему рыцарю приходилось посвящать не один час занятий. Он должен был знать, как поймать птицу, как ее кормить и ухаживать за ней, как научить ее слушаться жестов и посвистываний, распознавать жертву и охотиться. Этой тонкой науке, бывшей самой изысканной в куртуазном воспитании, посвящены многочисленные трактаты, большинство из которых составлены на Сицилии; некоторые из них сохранились до наших дней. Они сообщают нам, как именно должна происходить выучка молодого сокола. Его брали прямо из гнезда, желательно сразу после рождения. После первой линьки ему подрезали когти, привязывали к лапке колокольчик (на случай, если он потеряется) и зашивали веки (чтобы хорошо выучить птицу, ее нужно сделать временно слепой). И лишь затем начиналась собственно выучка: сокола приучали сидеть на специальной жердочке и на руке, обучали посвистываниям, которые он должен был различать; далее, освободив веки, заново приучали его к свету, дразнили при помощи искусственных жертв. На все это уходил почти целый год. Наконец наступало время первой охоты. Сокол, накрытый капюшоном, сидел на руке хозяина. Когда появлялась дичь, накидку снимали. Птица взмывала в небо, выслеживала жертву, бросалась на нее и терзала до тех пор, пока свист хозяина не приказывал вернуться обратно.

В большей степени, чем собаке и лошади, именно соколу выпала честь быть любимым животным рыцарей. Владеть этой в высшей степени благородной птицей вилланам (крепостным) было запрещено. К тому же на покупку хотя бы одного сокола требовалась весьма внушительная сумма, а подарок подобного рода расценивался как поистине княжеский. Смерть сокола была для хозяина горестной утратой. Не случайно трактаты, посвященные дрессировке этих птиц, содержали множество советов, как продлить их жизнь. Хотя в данном отношении в отличие от описания техники обучения они оказываются недостаточно серьезными. К тому же зачастую противоречат друг другу. Вот несколько рецептов по уходу за простудившимся соколом, которые извлечены из трех разных трактатов.

Первый скромно рекомендует: «Возьми горячего вина, смешанного с толченым перцем; влей эту смесь в глотку соколу и держи, пока он ее не проглотит. Тогда он излечится».

Второй отдает предпочтение мясному средству: «Смесь воды с содой для стирки и золы от сгоревшей виноградной лозы влей ему в глотку. Подожди, пока он ее проглотит, после чего дай ему съесть ящерицу. И он излечится».

Третий, наконец, предлагает полный курс лечения: «Возьми четыре куска сала, обмазанного медом и посыпанного металлическими опилками; вложи их ему в глотку. Поступай так в течение трех дней, исключая всякую другую пищу. На четвертый день пусть он проглотит небольшого цыпленка, которого следует предварительно напоить большим количеством вина. После этого перед огнем разотри ему горячим молоком грудь. Остальные дни корми его воробьями и другой мелкой птицей. Он верно излечится».
Мишель Паустро

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 06-01, 14:55 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Родион писал(а):
Охотничье ратоборство

В древние времена дикие звери были в центре внимания человека. Охота на них давала шкуры, мясо, пушнину. Охота родилась одновременно с человеком. Развивалась и видоизменя­лась вместе с ним. Охота многолика так же, как и природа различных регионов, она связана тесными узами с растительностью, климатическими условиями, укладом жизни людей и, ко­нечно же, с животным миром.

У каждого народа есть свои охоты, свои охотничьи приемы. Правда, цивилизация до изве­стной степени стерла эти различия. Огнестрельное оружие оказалось более действенным сред­ством, чем вековые традиции и приемы охоты. Но воспоминания о былых охотах все еще живы в памяти ладей. Они запечатлены в фольклоре, нашли свое достойное место в литературе, живописи.

***

Над отвесной кручей сгрудился табун тарпанов. Передние жеребцы в страхе косятся на уходящий круто вниз обрыв. Они изо всех сил противятся напору табуна, из-под их копыт срываются камни и гулко ударяются о дно пропасти. Натиск сородичей нарастает. Тщетны усилия удержаться на краю обрыва. Широким фронтом, отрезав пути к бегству, размахивая дубинами и горящими головнями, с дикими воплями к ним приближаются первобытные охотники. Спасаясь от них, тарпаны устремляются к обрыву, сталкивая передних вниз, на острые камни. Дикая, первобытная сцена охоты.

***

Багровый диск солнца коснулся горизонта. Медленно идет время. Наконец в сумерках по­является долгожданный трофей. Ветвистая, раскидистая крона рогов венчает изящную, точеную голову оленя. Зверь, закинув на спину рога, издает трубный, повелительный, волнующий рев. Медленно поднимается ствол нарезного штуцера. Палец плавно выбирает свободный ход спуско­вого крючка. Вспахав копытами влажный дерн, красавец рогач медленно валится на бок.

***

Два охотничьих сюжета, отдаленные друг от друга на десятки тысяч лет. Отличаются уровни культуры, различны побудительные мотивы, несравнима техника охоты.

Перестав быть основным, иногда единственным источником добывания пищи, охота посте­пенно превращается в феномен с чрезвычайно специфическими социально-экономическими и эс­тетическими характеристиками.

Правда, во время охотничьих забав сильные мира преследовали и практические цели. Например, в былине о Волхве Святославиче есть строки:

"А бьет он звери сохатые,

А и волку, медведю спуску нет,

Он и зайцам, лисицам не брезговал,

Всех поил-кормил дружину хоробрую,

Обувал, одевал добрых молодцев -

Носили они шубы соболиныя,

Переменная шуба-то барсовыя..."

Охотниками были цари и правители, и нормы добычи зверя никто не мог ограничить. Ассирийский царь Тулкат Гибалассар добыл (отстрелял из лука) за свою жизнь 920 львов. Тысячи и тысячи львов, леопардов, тигров добывали для своих потрясающих, кровавых игр власти­тели Древнего Рима. Юлий Цезарь выставил 500 гладиаторов против 20 слонов. Во время одного лишь "празнества" при консуле Помпее на арене цирка было убито 600 львов. Страстными охотниками были Сципион Старший, Сулла, Марк Антоний, так называемые солдатские импера­торы Проб, Траян, Коммод.

В Дрезденском музее хранится огромный кожаный фолиант, его обложка инкрустирована золотом. Один из правителей Саксонии и Магдебурга, после своих "охотничьих потех" записывал с 1611 по 1655 гг. добытые им трофеи. Результат оказался фантастическим, он составил 116 906 диких животных!

Неутомимым, одержимым охотником античного мира был Александр Македонский. По его указанию Аристотель написал специальный трактат об охоте.

Охотничьи наставления назывались кинегетиками. Первое, дошедшее до нашего времени, было написано в 5 веке до н.э. Ксефонтом Афинским. Автор второго известнейшего кинегетика Арриан (2 век до н.э.) подробно описывал способы охоты "варварских племен". В нем даны характеристики пород лошадей и собак, применявшихся для охоты. Эти древнейшие кинологические пособия богаты обширными и ценными сведениями о содержании собак и использовании их на охоте.

Если верить преданиям, то не только князья и придворная знать увлекались веселящей кровь молодецкой забавой - даже былинные богатыри не прочь были заняться ей.

"А в те поры Ильи Муромца дома не было,

Ночевал он далеко в чистом поле,

На копье ловил зверя лютого,

На копье ловил тура гнедого..."

Высшей доблестью, настоящим охотничьим шиком считалось собственноручно, холодным оружием взять (добрать) обложенного со всех сторон свирепого чудовищного вепря-одинца, сойтись один на один с лесным колоссом туром или зубром.

"Зубр - ратоборец, и брать его надобно силой:

Грудью на грудь, врукопашную, но не обманом".

Эти слова принадлежат знаменитому охотнику Беловежской пущи Николаю Гуссовскому, жившему в 16 веке.

Красочны, эмоциональны, ярки были охоты древней и средневековой Руси.

На смену рогатинам, лукам, кинжалам, арбалетам пришло огнестрельное оружие, сразу лишившее охоту риска, при нем утеряна та необъяснимая привлекательность для настоящего охотника, исчезла романтика противоборства. К 19 веку схватки со зверем выродились полностью в царские охо­ты, пышные, обставленные роскошными атрибутами, большей частью истребительными. Звери сгонялись в одно место. Владыки со своими приближенными хладно­кровно расстреливали их из укрытий. Где бешеная гонка на резвых взмыленных охотничьих конях? Где отчаянное, будоражащее кровь единоборство с взбешенным зубром, туром, вепрем? Все исчезло, кануло в лету.

В Беловежской пуще в 1860 г. для российского императора Александра II была организована царская охота. Для ее проведения было задействовано множе­ство людей: главный лесничий, 14 офицеров корпуса лесничих, 10 объездчиков, 90 стражников лесной охраны, 120 стрелков, стражников и охотников и более 2 000 крестьян из окрестных деревень. Огородили охотничье угодье площадью в 550 десятин, и в него долго сгоняли зуб­ров. По лесам Гродненской губернии ловили зверей, сажали в клетки и перевозили в огоро­женный зверинец. К началу царской потехи удалось собрать: 117 зубров, 3 лосей, 14 ланей, 23 кабана, 36 косуль, 17 волков, 15 лисиц, 14 барсуков, около 100 зайцев.

На одной из сторон огромного лесного вольера прорубили просеку и установили вышки. Начали выпускать и гнать зверей на стрелков, итоги "царской охоты" были ошеломляющие: "добыли" 28 зубров, 2 лося, 10 ланей, 11 кабанов, 16 волков, 16 косуль, 7 лисиц, 4 барсука. Больше всего повезло зайцам - "взяли" лишь двух.

В начале 15 века входят в моду на Руси псовые охоты.

Князь Серпуховской и Боровский Владимир Андреевич Храбрый, двоюродный брат Дмитрия Донского (в Куликовской битве он командовал Засадным полком) в грамоте от 1410 года впервые употребляет термин "псарь" применительно к одному роду княжеской прислуги. Это время следует считать началом бурного развития псовых охот в Московском княжестве. А через сто лет Великий князь Иван III (1504 г.) в духовной грамоте завещает своему сыну Симеону Ивановичу наряду с прочим достоянием "сельцо Луцинское (возможно Лучинское) со псарнею".

Историческим фактом является то, что дочь Киевского Великого князя Ярослава Владимировича Мудрого - Анна, выйдя замуж за короля Франции Генриха I, привезла с собой во Францию трех борзых собак - черного и серо­го кобелей и светлую золотистую суку.

В славянских летописях сообщается, что еще в 12 веке при Великом князе Владимире Мономахе "зверей травили псами". А князь Святослав Черниговский в своих жалобах на по­ловцев в 1099 г упоминает о псарях (как знать, может быть уже в то время у князя сущест­вовала организованная псовая охота). Много позже в молитвеннике Великого князя Василия III среди иллюстраций религиозного содержания появилось изображение князя, отправлявшегося на богомолье в сопровождении борзых собак. Сам Великий князь был страстным псовым охотником. При нем слова "ловы", "ловчий путь" были заменены терминами "травля зверей", "псо­вая охота". Это 1515 год.

Василий Иванович III с борзыми охотился на зайцев, а когда охота случалась неудачной, от­водил душу садками (скачкой борзых по подсадному зайцу), в них участвовало до 300 охотников.

К сожалению, сведения об охоте и собаках у славян в древности весьма скудны. Если при­нять во внимание, что летописцами были монахи, духовные люди, всегда неприязненно относившемуся к охоте и считавшие собаку нечистой - "псом смердящим", становится ясным появление "белых пятен".

У древних славян, видимо, не было борзых в истинном смысле этого слова. Не было тех со­бак, которые в течение нескольких минут гнали и догоняли любого зверя. Местность, где жи­ли славяне, была покрыта дремучими лесами и не способствовала охоте с борзыми. В Древней Руси охота - ловитва - осуществлялась при помощи тенет и собак, подлаивающих белку, отыскива­ющих бобров, гоняющих и задерживающих оленя, зубра, тура.

Собственно охота - ловы, ловитва - в те времена была, в отличие от промысла, единоборст­вом богатырей с крупными и опасными дикими зверями при незначительной помощи собак. У кня­зей были ловчие собаки, которые отличались не быстротой бега, а силой и злобностью к зве­рю. Истинных псовых борзых князьям заменяли гораздо более быстрые ловчие птицы - соколы, ястребы, беркуты. Они брали зайца, лисицу, волка, сайгу и всю пернатую дичь.

Право гражданства псовая охота получила в Московском государстве во времена Ивана VI Грозного. После взятия Казани первый русский царь переселил часть татарских князей на тер­риторию нынешних Ярославской и Костромской областей. У татар была популярна охота с борзы­ми. Вскоре татарские борзые и гончие распространились по всему Московскому государству.

С эпохи воцарения дома Романовых начинается упорядочение псовой охоты и приведение ее в стройную систему. Русские борзые окончательно обособляются в отдельную, самостоятельную породу. О достоинствах псовой охоты сказал страстный охотник, ве­ликий русский поэт Н.А. Некрасов:

"Кто же охоты собачьей не любит,

Тот в себе душу заспит и погубит".

Царь Алексей Михайлович охотился исключительно с ловчими птицами, а если травил волков и зайцев, то очень редко. Бояре же "забавлялись" главным образом псовой охотой. Видимо тог­да и появилась известная поговорка: "соколиная охота - царская; псовая - барская; ружейная - псарская". Но царь ценил борзых и вместе с соколами дарил западноевропейским и азиатским владыкам.

Со времен Ивана Грозного огнестрельное оружие стало употребляться на охоте на круп­ного зверя. Но вплоть до царствования Екатерины II, когда уже широко распространилась стрельба влет, появившаяся еще во времена Алексея Михайловича, русские дворяне считали постыдной охоту с ружьем и продолжали принимать даже медведей и лосей из-под собак рога­тинами и ножами, а пернатую дичь ловили ястребами. Соколы в ту пору были уже очень редки и стоили очень дорого.

Владимир Стрюков.

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Сообщение Добавлено: 06-01, 14:56 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Родион писал(а):
Царская и великокняжеская охота на Руси

— Как и везде, на Руси охота предупреждает собой историю. История отмечает существование охоты как факта обычного и широко распространенного. Владимир Мономах хорошо выразил народную мысль об охоте, когда по поводу обилия птиц и зверей сказал: "все же то дал Бог на угоды человеком, на снедь, на веселье". Первый из князей, о котором упоминается как об охотнике, был Игорь Рюрикович (912); с его ловами тесно связана его женитьба на Ольге. В древние времена охота была лучшей школой для подготовления воинов к боевой жизни. Почти все древнерусские князья сознавали необходимость заниматься охотой. Святослав унаследовал от своих родителей их страсть к охоте. Об охотах князя Владимира летопись умалчивает; быть может, это вызвано крещением Руси и теми переменами, какие оно вносило в жизнь народа. Из 12 сыновей Владимира только о двух сохранились известия, относящиеся к истории княжеских ловов — о Мстиславе и Ярославе. О сыне Ярослава, Всеволоде (1078), летопись сообщает известие, характеризующее орудия и способы охоты в его время: "В лето 6596 (1088) Всеволоду ловы деющу звериныя за Вышегородом, заметавшим тенета и кличаном кликнувшим". Отсюда видно, что уже в XI в. в великокняжеской охоте употреблялись тенета. Сын Всеволода I, Владимир Мономах, представляет собой художественный, вполне законченный тип князя-охотника. Его характерные черты — безграничная отвага, покоящаяся на убеждении, что смерть не приходит раньше, как в урочный, Богом положенный час, и выносливость, не признающая усталости, пока не справлено дело. Другие современные ему князья также были страстные охотники. Даниил Романович Галицкий в 1255 г., провожая свое войско до Грубешова, собственноручно убил рогатиной трех кабанов. Новгородские князья иногда настолько увлекались охотой, что забывали свои обязанности по управлению областью и нарушали права частной охоты. На этой почве между князьями и господином Великим Новгородом возникали столкновения. Первые московские князья интересуются охотой больше с фискальной точки зрения, как важной статьей государственного бюджета, чем с точки зрения забавы, до известной степени, в силу традиции обязательной для князей. Иван Калита, Симеон Гордый, Димитрий Донской ревниво оберегают свои "сокольничьи и ловчии пути". Время Василия III может считаться временем пышного расцвета великокняжеской охоты на Москве. Он обставлял свои охоты так, что они поражали своей грандиозностью. Иоанн IV еще мальчиком начал охотиться, но охота влекла его к себе больше зрелищем крови, мучений и смерти животных, чем впечатлениями другого порядка. Царь Федор Иоаннович любил тешиться зрелищем медвежьих потех и боев с медведями. Об охоте Бориса Годунова до нас дошел только один рассказ Горсея, из которого видно, что Годунов был соколиный охотник. Древнерусскую охоту можно разделить по способам ее производства на два рода: звероловство и охоту в собственном смысле. Ловля птиц в древнее время производилась, главным образом, при помощи перевесов. Перевесища были и у князей, и у простых людей. Княгиня Ольга имела свои перевесы по Днепру и по Десне. Владимир Мономах при охоте на зверя имел при себе меч ("дикий вепрь меч ми на бедре отъял"). Василий III, отправляясь на охоту, имел при себе два длинных охотничьих ножа, продолговатый кинжал, топор с ручкой из слоновой кости, кистень и так назыв. шестопер; Шиг-Алей, принимавший участие в охоте, вез с собой два колчана с луком и стрелами. Огнестрельное оружие для охоты стало употребляться при царе Иоанне Грозном; первые опыты ружейной охоты были произведены из самопалов и легких ручных пищалей. О конной охоте мы знаем из духовной Владимира Мономаха. Княжеская и Ц. охота разделялась на два вида: охоту птичью и охоту псовую. Охота с ловчими птицами, повсюду в мире известная с самой глубокой древности как истинно Ц. забава, искони и у нас производилась князьями. Из князей Южной России наиболее страстным любителем охоты с ловчими птицами был Игорь Северский (кон. XII в.). Охота с ловчими птицами производилась при помощи ястребов, соколов и кречетов "выношенных", т. е. приученных ловить диких птиц и мелких животных. Для ловли соколов и кречетов государи наши отправляли на север особые ватаги (артели) с атаманом во главе, или населяли помытчиками села и слободы в местах ловли, или поручали это дело местным сельским жителям. Неосновательно мнение, что "Василий III едва ли не первый (из русских князей) завел псовую охоту, ибо россияне в старину считали псов животными нечистыми и гнушались ими". Правда, при Василии III псовая охота достигла наибольшего развития, но многие исторические данные говорят, что она существовала с самых ранних времен. В княжеской псовой охоте употреблялись не только местная порода борзых, но и восточная порода, которая ценилась очень дорого. На Руси с самых древних времен охота была свободным промыслом для всех, хотя князья по отношению к охоте пользовались особыми правами и преимуществами, вытекавшими из их земельных прав и отчасти из их высокого положения. В завоеванных и вновь присоединенных областях лучшие охотничьи угодья отходили во владение князей. Ловчий путь, обозначавший собою все княжеские охотничьи угодья в том или другом уезде (напр. "Московский путь"), делился на станы. В каждом стане было несколько деревень и починков, которыми заведовал особый ловчий. Насколько велики были доходы от охотничьих угодий, можно судить по свидетельству Флетчера, что за удовлетворением всех дворцовых издержек и расходов на жалованье дворцовому штату от этих оброчных статей оставался еще огромный излишек в виде шкур и мехов, дававших при продаже до 230000 р. К ловчему переходили все права волостеля. Случалось, что должности волостеля и ловчего совмещались в одних руках. Должность ловчего впервые упоминается около 1455 г., в княжение Василия II Темного. В помощь по делам суда и управления станом ловчий имел при себе двух чиновников, которых назначал и сменял собственной властью: тиуна и доводчика, первого — для разбора судных дел, второго — для дознания, следствия и сыска по преступлениям, совершавшимся в его стане. Михаил Феодорович, устраивая свое разоренное царство, спустя только пять-шесть лет мог позаботиться о восстановлении былых охот и потех. С этой целью в 1619 г. он послал в северную медвежью сторону (в нынешнюю Костромскую губ.) двух охотников и трех конных псарей с поручением брать у людей собак борзых, гончих, меделянских и медведей. Все Ц. охоты производились при помощи охотников ловчего пути, под общим руководством ловчего и псовника. Любимой охотой Михаила Феодоровича была охота на медведей. Царь Алексей Михайлович к птичьей охоте привязался с самого раннего детства. Он был, по его собственному выражению, "охотник достоверный", т. е. истый, заклятый. Во время поездок на охоты государь приказывал раскинуть шатры, которыми заведовал особый шатерничий, сопровождавший царя со всем шатерным скарбом. Шатры эти отличались большой роскошью. Ц. псарня до 1616 г. помещалась в Белом Царевом городе, а затем была переведена на Старое Ваганьково в Москве, где для нее построены были новые помещения. Для звериной и соколиной охот имелись особые охотничьи лошади, как для личного Ц. обихода, так и для чинов охоты. Охотники, кроме лука со стрелами, вооружались копьями, протазанами, вилами и рогатинами. Из огнестрельного оружия употреблялись пищали, самопалы, карабины и пистолеты. Ц. охотники в парадных случаях выезжали на богато убранных конях. Еще большей роскошью и богатством отличались уборы коней государевых. Все ловчие птицы соколиной охоты царей Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича принадлежали к породе благородных соколов. Ловля этих птиц производилась двинскими помытчиками по морскому берегу и по рекам, по Тиунскому берегу, Терской стороне и на Канином Носу. На царских кречетнях была суровая дисциплина; всякое упущение наказывалось весьма строго. Уход за ловчими птицами заключался в кормлении их, в лечении заболевавших, но главным образом в "вынашивании", т. е. систематическом приучении диких птиц в охоте. Кормили ловчих птиц в "уреченное время", т. е. в определенные часы, и непременно самым доброкачественным мясом. Когда кречеты были выношены и подготовлены, их брали на настоящую охоту; часто сам царь "пробовал" вновь выношенных кречетов. Наряд царских ловчих птиц состоял из след. составных частей: клобучок, нагрудник, нахвостник, обножи (иначе называвшиеся обносцами, нагавками, опутами или опутинами), сильца, должик и колокольцы. Все эти наряды изготовлялись специальными мастерами в государевой мастерской палате; ценность наряда согласовалась с достоинством птицы, для которой он предназначался; обыкновенно кречеты-царские любимцы блистали золотом, серебром и драгоценными каменьями. Бой с дикими медведями и травля их собаками были очень любимы обоими первыми царями из дома Романовых. Ц. охота при царях Михаиле Феодоровиче и Алексее Михайловиче распадалась, как и прежде, на два больших отдела, сохранившие за собой старинное название путей — сокольничьего и ловчего. Все лица, состоявшие при Ц. охоте, как бы ни было незначительно их положение, считались на действительной Ц. службе. Все ловчие птицы распределены были по "статьям". Во главе "статьи" стоял "начальный" сокольник, в ведении которого находилось известное число "рядовых" сокольников, кречетников и ястребников. Царь Феодор Алексеевич, болезненный и слабый, не унаследовал от своего отца любви к "соколиной потехе". В течение своего 6-летнего царствования он ни разу не принимал участия в охоте. Ц. охота падает, но не уничтожается совершенно. Упадок ее продолжается и еще более усиливается в царствование Петра Великого. Развлечения мореходства заменяли для Петра вполне развлечения охоты. Он не только "не чувствовал никакой склонности" к охоте, но и был противником ее, как пустой и недостойной забавы. При Петре Вел. заведование охотой находилось в руках князя-кесаря Феодора Юрьевича Ромодановского, а затем его сына Ивана Феодоровича. В 1695—1696 гг. был образован Преображенский приказ, в ведение которого и был передан из приказа "Большого Дворца" Семеновский потешный двор со всеми находившимися в нем птицами, зверями и служителями охоты. С этого времени Ц. охота в продолжение 34 лет состоит в ведении Преображенского приказа. Одним из немногих памятников деятельности кн. Ромодановского по управлению царской охотой были изданные по его инициативе в 1701 и 1703 гг. указы о воспрещении частным лицам охоты в окрестностях Москвы. Император Петр II большую часть своего краткого царствования провел в охотничьих поездках, беспрерывно следовавших одна за другой; он особенно любил псовую охоту. При Петре II явилась первая заимствованная с Запада охотничья должность — егермейстера. По вступлении на престол Анны Иоанновны богатая охота Петра II перешла в ее распоряжение. Заботясь о блеске своего двора, она внимательно следила за устройством и развитием учреждений придворной охоты. Помимо ружейной охоты, Анна Иоанновна очень часто развлекалась зрелищем травли зверей; ни до нее, ни после всевозможные травли зверей не практиковались в таких широких размерах. Любимым ее занятием была ружейная стрельба. В 1736 г. учреждена была должность обер-егермейстера. В 1740 г. императорская охота впервые получила точную организацию, с изданием первого яхд-штата. Начало воспрещениям охоты под Петербургом положено было еще Петром Вел., который указом 22 апреля 1714 г. воспретил стрелять или бить лосей во всей Петербургской губ. под опасением "большого штрафа и жестокого наказания": желающим предлагалось ловить лосей живыми и через комендантов направлять их в петерб. канцелярию, которая за каждого живого лося давала 5 руб. Елизавета Петровна заинтересовалась охотой еще в своей молодости, под влиянием своего племянника Петра II. Длинный ряд охот, в которых Елизавета Петровна принимала участие уже в качестве императрицы, открывается в Москве, куда она переехала в 1742 г. для коронации. При Елизавете Петровне получил широкое распространение особый вид птичьей охоты — охота на тетеревов из шалашей, с чучелами. Вскоре по вступлении на престол императрица Екатерина II пристрастилась к охоте на птиц с соколами. По приезде в Москву в 1763 г. Екатерина II посещала измайловский зверинец, Тюхалеву рощу и другие окрестности столицы, где занималась и соколиной, и егерской охотой. Делопроизводство по управлению императорской охотой сосредоточено было в обер-егермейстерской канцелярии, образованной в 1744—1745 гг. В 1773 г. ей были предоставлены права наравне с коллегиями. Обер-егермейстерская канцелярия стала во главе самостоятельного обер-егермейстерского корпуса. В 1762 г. по распоряжению императора Петра III в состав императорских охот вошла ораниенбаумская охота. Новый яхд-штат внес небольшие перемены в организацию птичьей охоты, по-прежнему находившейся в Москв. Во главе птичьей охоты поставлен был главностатейничий с двумя помощниками. В яхд-штате 1773 г. мы впервые встречаем егерскую музыку как отдельное учреждение. Раньше, как, напр., в списке собственной охоты Петра II, упоминались только отдельные егерские музыканты — волторнисты. Обер-егермейстер Нарышкин представил императрице в 1773 г. доклад об определении к императорской охоте яхд-пажей. Этот доклад был утвержден императрицей. Указом 6 мая 1771 г. все чины обер-егермейстерского ведомства вместе со всеми дворцовыми служителями были освобождены от телесных наказаний. Чины охоты, выходя в отставку "за дряхлостию лет" или за полной "инвалидностью", награждались пенсионом в размере жалованья, или же им поручали более легкое дело с сохранением прежних окладов. Зверинцы и охотничьи дворы в Петербурге, Москве, Петергофе, Гатчине, Царском Селе, на Семеновском потешном дворе, в селе Измайлове и в Александровской слободе имели вид зоологических садов, начало устройству которых положено было в Петербурге Петром Великим. В царствование Анны Иоанновны возникло в Петербурге несколько зверинцев, зверовых и охотничьих дворов, на которых, кроме коллекций редких зверей и птиц, содержались также звери — для травли, птицы — для ружейной охоты императрицы. В 1770 г. императрица Екатерина II приказала построить при Дудергофской горе "фазанарию". В Красном Селе в 1764 г. устроен был сокольничий двор. Первое место среди московских охотничьих учреждений принадлежало старому Семеновскому потешному двору — средоточию царской птичьей охоты. Звери и птицы для зверинцев и зверовых дворов доставлялись отчасти из-за границы, а главным образом с различных окраин России. Положение сокольих помытчиков за рассматриваемое время становится более трудным; высшая власть предъявляет к ним все более и более строгие требования, местные же власти нередко крайне стесняют их деятельность, не выдавая им установленного жалованья. Самый существенный ущерб благосостоянию помытчиков был нанесен постепенным сокращением их древних прав и привилегий. Уловный промысел постепенно падал в течение XVIII в. Обер-егермейстерское ведомство должно было прилагать большие старания, чтобы птичья охота находилась в наилучшем порядке и особенно чтобы в ловчих птицах не было недостатка. Соколиная охота со смертью Екатерины II навсегда замирает. Именным указом 19 августа 1827 г. имп. Николай I исключил последних помытчиков из придворного звания. Для императорской охоты при императорах Павле, Александре I и Николае I наступило время полного затишья; она вошла в состав министерства императорского двора и была исключительно охотой псовой. С императора Александра II охота оживляется и чаще посещается августейшими хозяевами; господствующей становится ружейная охота. В начале XIX стол. императорская охота из Петербурга была переведена в Петергоф, в 1858 г. — из Петергофа в Гатчино, где находится и поныне.

Н. Кутепов.


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Охота в Киевской Руси
 Сообщение Добавлено: 06-01, 14:58 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Охота в Киевской Руси

На много-много сотен километров протянулась Древняя Русь: от берегов Тиссы и Латорицы, от Черемоша и Быстрицы до Донца и Дона, Кубани и Керченского пролива, от Вепря и Буга, Бобра и Немана до Оки и верховьев Волги, от Белоозера, Невы и Ладоги до днепровских плавней и дунайских гирл.
Есть в ней горы высокие, шапкой темных лесов покрытые, ущельями глубокими прорезанные, и степи широкие, бескрайние, ковылем поросшие, глухие сосновые боры суровые, столетние и веселые зеленые буковые рощи, темные, как ночь, лесные озера и залитые солнцем плавни черноморских рек, быстрые, холодные, прозрачные реки северные и мутные воды рек южных, теплых, камышом и осокою поросших.
Туманы Балтики и трескучие морозы ясных дней зимних, белые ночи Белозерья и Невы и черные, как бархат, ночи южные, украинские, дожди и болота Полесья и степные суховеи, бураны задонских просторов и тишина ущелий Карпатских гор, холод страны скал и озер и палящий зной Черноморья, тишина северной тайги и немолчный птичий гомон на днепровских лиманах.
Все это - земля славянская.
И населяет ее словенеск язык со времен незапамятных, позабытых.
В давно прошедшие времена Киевской Руси, в IX-XIII вв., природные условия Восточно-Европейской равнины, ее климат, ее растительный и животный мир мало отличались от современного, но все же отличались. Почти вся территория Древней Руси, вплоть до лесостепной полосы, Киева и Чернигова, была покрыта дремучим лесом, остатком которого является современная Беловежская пуща. Большие леса тянулись в те времена и по рекам южной Руси: Днестру, Бугу, Днепру, Дону, прорезавшим ковыльные степи. У впадения Днепра в Черное море высился могучий сосновый бор. Дубовые леса покрывали днепровские плавни, берега Сулы, Пела, Ворсклы.
У старой станицы Цымлянской, где теперь гуляют морские волны, стоял русский город Белая Вежа, окрестности которого были покрыты дремучим лесом, о чем говорят находимые здесь кости лосей и бобров.
Лесные массивы вдоль рек простирались вплоть до Черного и Азовского морей. Они состояли из вековых дубов, сосен, буков, берез, осины, ольхи, ив, лоз.
Между мощными островами леса лежали бескрайние степи. Особенно большим лесным массивом был лес в низовьях Днепра, еще во времена Геродота (V в. до н. э.) носивший название Гилей (леса) и частично сохранившийся до конца XVIII - первой половины XIX вв., когда особенно интенсивная и хищническая рубка почти совершенно лишила наши южные степи былых лесных массивов и резко изменила их внешний облик.
Климат Восточно-Европейской равнины, кроме относительно более высокой температуры и влажности по сравнению с современными, отличался ровным характером. Судя по летописям, засухи и суровые зимы, наводнения и бури были относительно редким явлением. Климат стал меняться к худшему лишь в XIII в. Засухи, бури, грозы, наводнения, ранние морозы, суровые зимы, голодовки учащаются со второй половины XIV в., становятся частыми в XV в. Лишь в конце XVI - начале XVII вв. наблюдается вновь улучшение климата на Руси.
Во времена Киевской Руси растительный и животный мир русской равнины был исключительно богат.
Богаты были зверем и птицей и необозримые степи, и широкой полосой тянувшаяся с запада на восток - к Волге - русская лесостепь, и бескрайние леса средней полосы Восточной Европы, и далекий Север.
О северном крае Руси ходили рассказы, рисующие его как своего рода пушное Эльдорадо.
Рассказывали о том, что там, на Севере, спускаются с небес тучи, откуда, как дождь, выпадают белки и олени и разбегаются по земле.
Русский человек привык к пушному богатству родной земли, и поэтому в наших древнерусских источниках мы найдем не много мест, говорящих об этом изобилии. Зато иностранцы, посещавшие Русь и знавшие ее, поражались изобилию зверей и птиц.
Приведем только три примера, и хотя они относятся к XV-XVII вв., но именно поэтому можно судить о богатстве животного мира еще в более отдаленные времена - в эпоху Киевской Руси.
Иосафат Барбаро, посетивший в XV в. низовья Дона, сообщает, что олени, увидев ночью свет в каком-либо доме, приходили туда стадами, а когда в нем было растворено окно, то и птицы разного рода влетали в окно большими стаями.
Михалон Литвин (1550 г.) писал о богатом животном мире Среднего Приднепровья: зубров, диких лошадей и оленей такое множество в лесах и на полях, что за ними охотятся только ради кожи, а мясо по причине большого его изобилия бросают, за исключением филейных частей; ланями и дикими кабанами совсем гнушаются. Он рассказывает об огромном количестве диких коз, которые переходят зимой из степей в леса, а летом возвращаются в степи (причем во время этих сезонных кочевок крестьяне бьют их тысячами), о поразительном числе водоплавающих, о том, как по весне мальчики наполняют целые лодки яйцами уток, гусей, лебедей и журавлей.
Французский инженер Гильом ле Вассер де Боплан в своем Описании Украины (середина XVII в.) сообщал, что на среднем течении и в низовьях Днепра водятся олени и дикие козы, которые ходят стадами, в зарослях, покрывающих берега рек, бродят "кабаны огромного роста", в степях носятся бесчисленные косяки диких лошадей - тарпанов, живущих табунами в 50-60 голов, а сайгаки во множестве встречаются повсюду. Постепенно рост населения и хозяйственное освоение земель юга европейской части нашей страны, распашка степи и вырубка лесов, принявшая катастрофический характер в XIX в., изменили облик лесостепи и степи и привели к оскудению их животного мира.
Давным-давно исчезли туры, оставив память о себе в древне-русских источниках и в устном творчестве русского народа, запомнившего гнедого тура и его крутые бока и рога острые, да в находках археологов (например, турьи рога, окованные серебром, из Черной могилы в Чернигове). Измельчавшие зубры переселились на север, в дремучие леса типа Беловежской пущи. Исчезли дикие ослы - куланы; в конце XIX в. были добиты последние дикие лошади - тарпаны; кое-где, в заповедниках, реликтом давних времен сохранились к концу хищнического истребления зверей и птиц в царской России дикие козы, олени, кабаны, бобры.
В период Киевской Руси фауна Восточной Европы была обильна и многообразна. Поэтому естественно, что в то дымкой былинных сказаний подернутое время древней Киевской Руси кормила русских людей не только пашня, но и лес, и река, и степь, и озера, а были времена, когда охота и рыболовство играли решающую роль.
Это было во времена славянской языковой общности, больше того, в те далекие времена, когда славяне лишь начали выделяться из индоевропейской языковой семьи, много тысяч лет тому назад. Общеславянскими названиями являются наименования рыб, зверей, птиц, орудий охоты и рыбной ловли. Приведем в качестве примера такие слова, как рыба, икра, жабры, нерест, мень (налим), щука, линь, язь, осетр, окунь, карась, ерш, а также невод, мережа, лук, стрела, тетива, тул (колчан). Число таких примеров можно увеличить.
Наличие ряда терминов для обозначения рыб, птиц, зверей, орудий и приемов рыбной ловли и охоты, общих во всех, славянских языках, составляющих их основной словарный фонд, восходящий к общеславянскому языку - основе - и не имеющих общеиндоевропейских соответствий, свидетельствует о том, что этот последний в какой-то своей начальной форме существовал уже тогда, когда охота и рыбная ловля или господствовали, или, во всяком случае, играли весьма существенную роль.
В это время славяне обитали в лесной и лесостепной полосе Восточной Европы, еще не выходя в степь.
Интересно отметить, что в славянских языках нет древних слов для обозначения степного ландшафта. Такие слова, как яр, яруга, степь, ковыль, балка и прочие,- позднего и неславянского происхождения. Следует также иметь в виду наличие во всех славянских языках общих названий для тиса и плюща, восточная граница распространения которых проходит по линии Калининград-Одесса. К общеславянскому языку восходят названия таких птиц, как, например, коростель, соловей, горлица, пеночка, чайка (чибис), удод, лелек (козодой), дропа (дрофа) и некоторых других, распространенных в средней полосе Восточной Европы.
О средней лесной полосе Восточной и Центральной Европы как о древнейшей области расселения славян говорит и древне-славянский языческий земледельческий календарь.
В январе подрубают, секут деревья. Отсюда название месяца- сечень (ciчень, styszen). В следующем месяце они начинают сохнуть на корню. Этот месяц называется сухим (февраль). Затем проходит год, сухостой рубят и сжигают на корню, и деревья превращаются в золу. Этот месяц, соответствующий марту, носил название березозол (бржезень, березень). Затем идут: кветень (апрель), травень (май), когда травой покрываются луга и поля и наступает время цветения; червень, или червец (июнь), липень (июль), когда цветут липы и рои диких пчел усиленно собирают мед, добываемый в бортях; серпень (польск. sierpen), или жнивень (август),- начало уборки урожая, когда основным орудием становится серп; вресень (польск. wrzesien, то есть сентябрь), когда начинают молотить (от врещи - молотить); наконец жовтень - время, когда в золото одеваются лиственные леса; листопад (ноябрь) и грудень, студень, или снежань (декабрь), когда замерзшая земля превращается в грудки (комья) и ровной пеленой ложится снег.
Совершенно очевидно, что земледелие у древних славян было подсечным и возникло оно не в степях, а в лесной и лесостепной полосе.
Областью славянского земледелия, даже если учесть некоторую передвижку названий месяцев (листопад - октябрь и ноябрь, сечень - январь и февраль, просинец - месяц, когда колют свиней, прося - декабрь и январь), в весьма отдаленную от нас эпоху были не юг и не север Европы, а именно центральная лесная и лесостепная полоса, где в апреле буйно зеленеют луга, поля и нивы, где липа цветет в июле, где в августе убирают созревший хлеб, в сентябре молотят, в октябре желтеет листва, в ноябре падает лист и оголяются деревья, в декабре смерзается земля, еще не везде покрытая снегом, в январе начинаются трескучие морозы (отсюда чешское ледень) и звенят под ударами топора лесные исполины, в феврале еще лютуют морозы (украинское лютый, польское luty, то есть холодный), а в марте готовят под пашню выжженный лес, где едва ли не преобладающим деревом была береза (березозол, бржезень, березень). Это не дремучие хвойные леса далекого Севера, не южная степь, а область смешанных и лиственных лесов, тянущихся в центральной полосе Восточной и Средней Европы. Славянский земледельческий календарь, соответствующий чередованию различных сельскохозяйственных работ,- явление очень древнего порядка.
Древний общеславянский языческий календарь говорит о господстве у славян, живших в лесной и лесостепной полосе, огневого, подсечного земледелия.
Но и во времена Киевской Руси охота продолжала играть весьма существенную роль в жизни восточных славян - русских.
Древнейшие сведения об охоте на начальном этапе истории русского народа и государства, в эпоху Киевской Руси, заключенные в Повести временных лет, новгородской летописи, в восстанавливаемых учеными начальных летописных сводах, к которым восходят летописи, дошедшие до наших дней, в написанных на арабском языке произведениях восточных писателей и т.п., свидетельствуют о широко распространенной торговле мехами.
Киевский князь Святослав Игоревич (945-972), говоря о своем стремлении остаться в Переяславце на Дунае, подчеркивал, что сюда сходятся купцы с товарами из разных стран, в том числе из Руси, которые в первую очередь привозят "скору" (меха).
Мехами торговали русские в Константинополе, столице Византии, в странах мусульманского Востока, в горах побережья моря Джурджана (Каспийского моря), в далеком Багдаде и Хорезме, в странах христианского Запада, в Праге и Раффельштеттене, Регенсбурге и Линце, Эннсе и Ратиборе.
Восточные писатели IX-X вв. Ибн-Хордадбег, Ибн-Фадлан, Аль-Истахри, Ибн-Хаукаль, Аль-Мукадасси сообщают, что русские привозят меха выдр, черных (чернобурых) лисиц, соболей, белок, горностаев, куниц, бобров, зайцев, диких коз.
Итальянский землепроходец Марко Поло, говоря о Руси, указывает, что она изобилует разными мехами: горностаев, соболей, лисиц, куниц, ласок.
Меха, привезенные из Руси и соседних областей, очень высоко ценились. Арабский писатель X в. Масуди подчеркивает, что черные лисицы представляют собой самые дорогие меха и только очень богатые люди могут позволить себе иметь шапки и шубы из этих ценных мехов. Ему вторит Ибн-Хаукаль, говорящий, что большая часть этих мехов и превосходнейшие из них находятся в стране Рус.
В доказательство необыкновенной пушистости и тепла мехов Халиф Махди окутывал ими сосуды с водой, выставляя их в горах на снег,- и вода в сосудах не замерзала.
Широкий размах торговли мехами и их прекрасное качество привели к языковым заимствованиям.
Так, из русского языка перешли в греческий и латинский названия куницы и белки (веверица), а в арабский - соболя и бобра.
Источники дают все основания утверждать, что на первом месте среди товаров, вывезенных из Руси, стояли меха. Торговля мехами приносила большие прибыли купцам, торговавшим в далеких странах скорой, купленной у русских охотников.
Арабский писатель X в. Ибн-Русте (Ибн-Даста) сообщает, что одна куница стоит два с половиной диргема,- столько она стоила в Хазарии, в горах побережья Каспийского моря. Мех же куницы на Руси стоил одну диргему, а белки - четверть диргемы. По селам и весям покрытых лесами бескрайних просторов Руси меха скупали, видимо, по еще более низким ценам.
Меха составляли предмет и внутренней и внешней торговли. Русские люди одевались в меховые одежды и украшали мехом одежды из материи. Чаще всего меха приобретали на торгу от охотников. Богатые люди носили бобровые и соболиные шапки и шубы, куньи меха, укрывались в собольи одеялы и т.д. Бедные люди довольствовались более дешевыми мехами и нередко носили меха ими же добытых животных.
Среди простой чади сели городов довольно широко были распространены медвежьи шубы, в те времена отнюдь не считавшиеся предметом роскоши.
Русский человек шел в лес за пушным зверем не только потому, что его привлекала возможность продать мех купцу, направлявшемуся со скорой в Цярьград или Багдад, Раффельштеттен или Итиль на Волге. Охотиться за пушным зверем заставляла его и необходимость уплаты дани мехами. Дань взималась чаще всего мехами белок (по веверице от дыма) и куниц (по черне куне). В тех местах, где водились соболи, дань собиралась собольими мехами. Так, например, югра (манси, ханты) платили дань Новгороду соболями.
Дань, уплачиваемая мехами, по свидетельству летописей, могла быть легкой, но чаще всего она была тяжкой, выше прежней, старой, а это побуждало рядового общинника - смерда, простую сельскую чадь - стремиться добывать побольше мехов. С течением времени дань мехами, и ранее сочетавшаяся с денежной данью, все чаще и чаще стала заменяться этой последней, и на нее перешло даже старое наименование белки - бель, обозначавшее уже не мех, а белую (серебряную) монету.
Меха в Древней Руси выступали еще в одной роли. Речь идет о меховой денежной системе, столь ярко представленной в Русской Правде, хотя в те времена она уже начала отходить в область предания.
К. Маркс отмечает:
"Раньше на Руси деньгами служили меха ценных пушных зверей. Куна - шкура куницы; сюда относился также мех одного вида белок".
На Руси ходили в качестве денег гривны, куны, резаны, ногаты, веверицы и векши. Слово куны, то есть меха куницы, как и в глубокой древности скот, было обобщающим понятием для денег (термин деньга от татарского теньга, что означало звонкая монета, вошел в русский язык лишь с XIV в.).
Резана означала разрезанную денежную единицу, ногата - часть меха (как позднее мордка - головная часть меха), веверица (или векша) - беличий мех.
Позднее старые, привычные древнерусские названия, характерные для меховых денежных единиц, перешли на металлические (серебряные) деньги, но было время, отразившееся в Русской Правде, когда меховое денежное обращение было широко распространено на Руси.
Наджиб Хамадани (XII в.) указывает, что на Руси ходячая монета - белка, не деньги. Это кожи без волос с передними и задними лапками и с когтями.
Низами (XII - начало XIII вв.) в своей бессмертной поэме Искандер-Намэ говорит о ветхих и вытертых шкурках соболей и белок, которые на Руси служат вместо денег.
Путешествовавший на Руси в XII в. Абу-Хамид сообщает о русских: Они осуществляют торговые сделки между собой при помощи старых беличьих шкурок, на которых нет шерсти, когда из них нельзя извлечь никакой пользы и они абсолютно ни для чего не пригодны. И когда это шкуры головы белки и ее двух лапок, то эти шкуры правильны. И каждые 18 шкурок в счете их идут за один серебряный дирхем... За каждую шкурку из этих шкур дают краюху превосходного хлеба... за них можно купить все: невольниц, отроков, золото, серебро, шкурки бобра и другие товары. Если бы эти шкурки были в другой стране, то можно было бы за одно зерно купить тысячу вьюков таких шкур, и они вовсе ни к чему не пригодны.
Абу-Хамид рассказывает и о том, как особые ремесленники чинят испортившиеся шкурки, нанизывают их по 18 штук в пачке - и, снабженные свинцевой печатью с княжеским знаком, они снова готовы к обращению в качестве знака стоимости.
К. Маркс обратил внимание на эту особенность денежного обращения на Руси и писал:
"Россия представляет поразительный пример естественного происхождения знака стоимости. В те времена, когда кожа и меха служили в ней деньгами, противоречие между этим неустойчивым и неудобным материалом и его функцией как средства обращения породило обычай замены его мелкими кусками штемпелеванной кожи, которые, таким образом, становились ассигновками на платежи шкурами и мехами".
С течением времени по мере роста торговли меха как таковые теряли свое значение денег как средство обращения. Целые шкуры быстро снашивались, вытирались, теряли свою реальную ценность и превращались в монету, являвшуюся просто знаком стоимости - и не больше. "Куны" (деньги) времен мехового денежного обращения на Руси, продержавшиеся кое-где на юге Руси (Вильгельм де Рубрук) до XIII в., на северо-западе (Гильбер де Ланнуа), в Новгородской земле, до XV в., а на северо-востоке (Сигизмунд Герберштейн) до начала XVI в., явились своеобразными далекими предтечами ассигнаций и кредитных билетов XVIII-XX вв. Только в те времена роль бумаги играл шкурки пушных зверей, сами по себе никакой ценности не имеющие.
Монетным двором древней Руси был лес, а материалом для монет - шкуры его обитателей.
Таково было значение для русских людей времен Киевской Руси охоты на пушного зверя.
Несмотря на то, что роль охоты как средство добывания пищи непрерывно и быстро снижалась (в кухонных отбросах на городищах восточных славян, разбросанных от Старой Ладоги, Новгорода и Пскова до Поднестровья, от Гродно до Рязани, среди костных остатков господствуют кости домашних животных и птиц, что свидетельствует о преобладании животноводства над охотой), все же лес и озеро, река и степь продолжал кормить и отчасти одевать наших далеких предков времен Киевской Руси.
Так, при раскопках в окрестностях Киева, производившихся в разное время, были обнаружены кости кулана, зубра, тура, лося, оленя, косули (дикой козы), кабана, медведя, волка, лисицы, куницы, хорька, зайца, бобра, хомяка, водяной крысы, уток (кряковой и чирка), лебедя, журавля, глухаря и тетерева.
В Закарпатье, близ Ужгорода, на древнерусских городищах найдены кости кабана, косули, рябчика, в Поднестровье - кабана, косули и оленя. На левобережье Днепра в древнерусских поселениях археологами обнаружены кости лося, косули, оленя, кабана, медведя.
У Воронежа, Рязани, Москвы, Великих Лук, Смоленска водились лось, медведь, кабан, олень, косуля, причем среди кухонных остатков преобладают кости лося. В районе Гродно часто встречаются кости зубра. Почти повсеместно встречаются кости глухарей, тетеревов, гусей и уток.
В летописях и Русской Правде: Краткой (древнейшей) и Пространной (более поздней), в Житиях и первых грамотах - встречаются названия многих животных и птиц, являвшихся объектами охоты. Среди них - медведь, тур, лось, олень, серна, косуля (дикая коза), вепрь, волк, белый волк, соболь, куница, горностай, белка (веверица, векша, мысь), бобр, заяц, хомяк, суслик, песец, дикая лошадь, лисица черная (чернобурая).
В источниках Киевской Руси не упоминается зубр, и поэтому нередко полагают, что летописный и былинный тур и является не кем иным, как зубром.
Но это неверно.
Тур древнерусских летописей и былин -это Bosprimigenius, дикий бык, родоначальник наших домашних быков, и в частности так называемого украинского серого скота, в наше время исчезнувший. Последняя турица пала в заповедном Якторовом лесу под Варшавой в 1627 г.
Скелеты тура были обнаружены близ с. Чаусово, Одесской обл. (1932 г.) и у с. Березани, Киевской обл. (1936 г.).
Зубр (Bisoneuropeaus), сохранившийся до наших дней в заповедниках и зоопарках Европы, является ближайшим родичем североамериканского бизона, никакого отношения к домашнему скоту не имеющим.
Еще Блез де Виженер (1573 г.) обратил внимание на то, что зубра и тура путают. Он пишет: "Urus", называемый туземцами туром, есть собственно порода дикого быка, но он несравненно крупнее домашнего... Вся его шерсть черного цвета, и только вдоль хребта пролегает беловатая полоса. Далее Блез де Виженер сообщает: Бизон, которого литовцы называют зубром,- животное дикое и свирепое, шерстяные покровы зубра напоминают львиные. Он имеет у подбородка большую длинную бороду, голова его невелика, глаза большие, огненные, взгляд косой и свирепый, лоб широкий, рога огромные и так раскинуты, что в промежутке между их концами могли бы усесться три полновесных человека. На спине помещается высокий горб, как у дромадера, покрытый длинной волнистой шерстью.
Автор подчеркивает, что в отличие от неподдающегося приручению зубра тура можно приручить. Туры охотно смешиваются с домашним скотом, но потомство туров и коров недолговечно, и гибридов в свое стадо туры не допускают. Уже тогда, в XVI столетии, туры вымирали. Как сообщает Блез де Виженер, они водились лишь кое-где в пущах, и жители окрестных сел обязаны были их охранять. Пущи, где обитали туры, были обнесены деревянными оградами.
Вскоре тур вымер. Забыт был внешний облик его, а название перешло на другое животное. Что же касается до причин отсутствия наименования зубра в перечне диких животных, встречающихся в древнерусских источниках, то надо сказать, что перечень этот - далеко не полный и ряд довольно широко распространенных животных и птиц в нем отсутствует. Мы не найдем, например, барсука и выдры, глухаря и лебедя. Наша беда заключается в скудности дошедших до нас источников. В то же самое время из византийских источников мы знаем, что на Руси в XII в. существовал и термин зубр (греки произносили зумпр). Так, например, в летописи говорится, что галицкий князь Ярослав Осмомысл в 1154 г. устроил для византийского царевича Андроника Комнена охоту на туров, а византийский источник говорит, что царевич охотился на зумпров. Видимо, в те времена в Киевской Руси тур исчезал, а название его перешло на зубра, хотя этот последний уже тогда именовался и так, как теперь (зубр, зумпр). Нельзя не отметить, что на Правобережной Украине еще не так давно больших серых быков, являющихся далекими потомками туров, называли по старой памяти (погнав турiв, треба напувати турiв).
Как известно, сейчас в нашей стране путем сложного скрещивания стремятся восстановить тура, руководствуясь старинными рисунками, гравюрами и описаниями, и незадолго до Великой Отечественной войны в заповеднике Аскания Нова эти опыты могли увенчаться успехом.
В источниках встречаются названия зверей, которые трудно безошибочно связать с каким-либо известным нам диким животным.
Так, например, страстный охотник князь Владимир Всеволодович Мономах, рассказывая о своих охотах в черниговских пушах и в степях, где он ловил и бил, не раз рискуя жизнью, диких коней, лосей, оленей, туров, вепрей, медведей, говорит и о том, как лютый зверь вскочил ему на бедра и коня вместе с ним повалил. Лютый зверь упоминается и в замечательном произведении древнерусской литературы Слово о полку Игореве, где говорится о том, как Всеслаз Полоцкий бежал (скочи) ночью из Белгорода в Полоцк лютым зверем.
Лютый зверь - не волк. Серого волка знает Слово о полку Игореве и отличает его от лютого зверя. Да и вряд ли волк мог наброситься на человека и сбросить на землю и лошадь и всадника. Нет на это у серого волка ни смелости, и силы. Скорее всего под лютым зверем скрывается какой-то хищник из породы кошачьих. Но какой? Рысь? Барс? Сказать трудно. Косвенным свидетельством является упоминание известного нам уже византийского источника об охоте на Руси Андроника Комнена, говорящего о том, что зумпры сильней и больше, чем медведи и леопарды. Но мы не знаем, идет ли речь о леопарде (Felis (Pardus) pardus) или каком-либо другом хищнике той же породы. Можно считать достоверным только то, что лютый зверь силен, отважен и очень быстр (Всеслав стремительно бежит, как лютый зверь).
Не менее загадочен и пардус. В летописи упоминается о характерной для пардуса стремительности и силе. Так, говоря о князе Святославе Игоревиче, летопись подчеркивает, что он в походах быстро передвигался (легко ходя), аки пардус. Видимо, пардусы выступали в роли ловчих зверей. С ними охотились князья. Были специальные люди - пардусники, подобные псарям, сокольникам, борзятникам и т. п. Князья дарили пардусов друг другу в качестве ценного подарка. Так, например, в 1147 г. Святослав Олыович подарил пардуса основателю Москвы Юрию Долгорукому. В 1159 г. такой же подарок (пардус) сделал Святослав Ольгович Ростиславу. Говоря о смелых русских воинах, зашедших далеко в глубь половецкой степи, автор Слова о полку Игореве называет их пардужьим гнездом. Но с каким животным кошачьей породы охотились? Сейчас известна лишь охота с гепардами (Астопух). За то, что пардусами могли называться гепарды, говорит сходство их названий. Говорит об этом и то обстоятельство, что гепард - одно из самых быстрых на бегу животных, а именно этим качеством отличаются пардусы древнерусских источников. Охота с гепардами могла прийти на Русь с Востока. На фресках Киевского Софийского собора изображены сцены охоты с гепардами. Судя по ним, с гепардами охотились главным образом на быстроногих животных степи и лесостепи: диких лошадей (тарпанов) и диких ослов (куланов). Такого рода охота давала возможность использовать все преимущества быстроногих гепардов.
Русские былины, в частности былины о Вольге (Волхе Всеславиче), знают и барса, то есть леопарда (Рardus).
Нет сомнения в том, что леопард, еще в XVIII в. встречавшийся на северных склонах Кавказского хребта, когда-то доходил до Кубани, Подонья и Приднепровья, а ископаемые останки леопардов обнаружены в Южной Европе почти повсеместно.
Следовательно, русские знали и пардусов - гепардов, ловчих зверей, применяемых для охоты, и пардусов - леопардов, являвшихся объектом охоты. Очевидно, в данном случае имело место то же, что и с туром, под которым в древней Руси подразумевали и зубра и собственно тура.
Как, когда и почему перевелась позже охота с пардусами на Руси - неизвестно. Еще в конце XIII в., в период золотоордынского ига на Руси, при хане Менгу-Темире упоминаются княжеские пардусники.
Какие же еще приемы и способы охоты существовали в Киевской Руси? Как охотились наши далекие предки?
Древний Киев - центр Руси времен Игоря и Святослава, Владимира Красное Солнышко и Ярослава Мудрого... Летописцы тех времен, первые обитатели стольного града Русской земли, помнили лес и бор велик, окружавший Киев, где ловяща зверь.
Понятие ловы в то время имело очень широкое значение. Оно означало охоту в самом широком смысле слова, включая в первую очередь все формы ловли зверей. Ловы князей представляли собой грандиозное предприятие. Существовали специальные княжеские ловчие дружины, ловчий наряд. В состав ловчего наряда входили псари, конюхи, пардусники, сокольники и др. Нам известны охоты Олега Святославича, Владимира Мономаха, Владимира Святославича (Владимира Красное Солнышко древнерусских былин), Ярослава Осмомысла, Святослава Ольговича, Даниила Романовича и других князей.
Охотничьи дружины князей Киевской Руси нередко были весьма многочисленными, не уступая в этом отношении тем дружинам, с которыми князья выходили на войну.
Охотились с собаками. Судя по фрескам киевского Софийского собора, датируемым XI-XII вв., на Руси имели распространение несколько пород охотничье-промысловых собак. На белку, куницу, горностая, вепря охотились с собакой типа лайки. Это был далекий потомок так называемой торфяной собаки, прирученной еще в каменном веке и широко распространенной в Европе в период бронзы. Собака находила и облаивала пушного зверя, задерживала кабана и медведя.
Для преследования оленя служил другой вид собаки, напоминавшей борзую.
На тех же фресках Софийского собора изображены собаки типа гончих. С ними "гна по звери в лес". Охотничьих псов знает Русская Правда. За кражу ловчего пса установлен штраф 3 гривны. Характерно, что за убийство смерда или холопа уплачивался штраф всего 5 гривен (что свидетельствует не только о бесправном положении простой чади, но и о ценности охотничьих собак).
Псовая охота на Руси получала все большее и большее распространение.
В период разорительных междоусобных войн и половецких набегов в некоторых районах Руси сохранились поселения, жителями которых были одни псари. Только они и могли уцелеть в опустошенной местности, где место человека вновь занимали дикие звери.
Охотились с ловчими птицами. Летописи, "Русская Правда", первые грамоты, "Слово о полку Игореве", былины киевской поры упоминают ловчих птиц: соколов, ястребов, кречетов.
За кражу ястреба или сокола по "Русской Правде" виновный карался штрафом 3 гривны, как и за охотничью собаку. Русские ловчие птицы весьма высоко ценились в странах мусульманского Востока, а их ловля, в свою очередь, сулила большие выгоды от продажи птиц, прошедших хорошую выучку.
С ловчими птицами, ясными соколами и белыми кречетами наших былин, охотились на птиц: лебедей, мясо которых высоко ценилось на Руси, журавлей, гусей, уток, цапель, на зайцев и лисиц.
Охота с ловчими птицами вряд ли носила промысловый характер, составляя скорее утеху их владельцев. Охотники совершали свои подвиги молодецкие верхами. На скакунах преследовали тарпанов и оленей, на лошади Владимир Мономах охотился на туров, оленей, вепрей, лосей, ловил диких лошадей в черниговских пущах и в степи.
Нам неизвестно специальное охотничье оружие, да, видимо, и не было отличия между охотничьим оружием, с одной стороны, и орудиями труда и боевым оружием, с другой.
Простой человек шел в лес с топором и ножом, которые одновременно являлись и орудиями труда. Лук и стрелы, прославленные каленые стрелы былин киевского цикла, топор, меч, копье, сулица (метательное копье), рогатина, засапожный нож, реже булава, боевой топор и боевой нож (скрамасакс) составляли и вооружение русского воина, и охотничье оружие одновременно. На войну, на рать, и на ловы, ловитву (охоту) выходили с одним и тем же оружием.
Это и понятно, так как нередко походу на ворога предшествовала большая ловитва, преследовавшая целью обеспечить мясом войско, сам поход сопровождался левами, а бой начинался со столкновений ловцов враждующих войск.
Правда, существовали и некоторые специфические орудия охоты, отличавшиеся от обычного вооружения. Так, например, в нижних слоях Старой Ладоги, одного из древнейших русских поселений на Севере, обнаружены остатки луков, представляющих собой основную часть самострелов, которые настораживали в лесу на зверя.
Существовали и различные способы ловли зверей и птиц посредством специальных приспособлений: тенет, сетей, ловушек и т.п.
Летописи, грамоты, жития и былины говорят о тенетах, промысловых сетях, перевесах, силах, пруглах, кляпцах. Тенетами ловили зайцев и серн (косуль); пруглами, которыми называли разного рода ловушки для птиц, кляпцами и силами (петлями) ловили боровую дичь; перевесы (перевесища) служили для поимки водоплавающей птицы. Петли и большие сети ставились в лесах для поимки лосей и оленей. Видимо, они тоже носили название перевесищ.
Перевесища, применявшиеся при ловах птиц, представляли собой огромные сети, установленные на столбах на путях перелета уток и гусей у берегов озер и заливов рек. Перевесы сохранились у нас на Севере до недавнего времени. Применявшиеся еще в конце прошлого столетия в Западной Сибири в районе г. Сургута перевесы имели следующий вид. Прежде всего в лесу, на месте и по направлению пролета водоплавающей птицы, прорубались просеки (плохи) шириной 10-12 метров. По обеим сторонам плохи устанавливались длинные, вровень с лесом или выше его, сухие и гладкие шесты, прикрепленные к соседним деревьям петлей таким образом, чтобы шесты можно было бы поднимать и опускать. Иногда, вместо длинных шестов, к верхним веткам деревьев наглухо прикреплялись короткие шесты. На верхушках шестов прикреплялись деревянные блоки (векши). Когда шесты устанавливались, к ним на высоте человеческого роста прикреплялась веревка, к которой привязывался перевес - широкая, во всю ширину просеки, тонкая сеть, достигающая в вышину вершины столбов. Затем через блоки пропускались веревки, веревками же с боков укреплялись шесты. Между деревьями, над перевесом, на высоте его нижнего края, натягивалась грубая сеть, устраивался скрадок, откуда охотник, держа в руках веревки, в любую минуту мог спустить шесты и покрыть сетью запутавшуюся в ней стаю уток.
Надо полагать, что вряд ли перевесы существенно изменились со времен Киевской Руси.
Правда, во времена Киевской Руси, видимо, существовали перевесы, автоматически опускавшие сети и не нуждавшиеся в активных действиях охотника. За это говорит то обстоятельство, что Русская Правда устанавливает штраф за перерезанные или перерванные веревки перевесища и за кражу из перевесища дичи, что невозможно было сделать, если охотник все время находится тут же, в скрадке (укрытии).
Ловища и перевесища применялись повсеместно во времена княгини Ольги (середина X столетия). Они располагались у самого Киева, по Днепру и Десне, по Мете и Луге.
В тенета, представлявшие собой большие крепкие сети, ловили зверей, загоняя их облавой с кричанами (загонщиками).
Так, например, в 1091 г. охотился за зверями (ловы деющю звериные) с тенетами под Вышгородом, у Киева, Всеволод Ярославич. Вначале место лова обносилось тенетами, затем его окружали облавой: кричане поднимали крик и шум, загоняя зверей в тенета.
Существовали и другие способы ловли диких животных. В частности, на тура и зубра охотились, применяя ямы-западни, прикрытые ветками и листьями. Эти западни, как сообщает упомянутый выше Блез де Виженер, устраивают в пустынных местах, где они пасутся.
Он рассказывает и о таком способе охоты на огромного и свирепого зубра. Собаками или загонщиками зубра выгоняли на поляну с отдельными крупными деревьями. Укрываясь за ними, охотники наносили зубру удары рогатинами, не давая ему покоя и непрерывно его отвлекая один от другого.
Как видно, многообразны были на Руси и орудия лова (охоты) и различные приемы его.
Во времена Киевской Руси, в период древнерусского феодального государства, являвшегося продуктом возникновения и развития у восточных славян феодального общественного строя, охота отражала социальное, классовое расслоение общества.
Для господствующего класса феодалов - всех этих великих и светлых князей и бояр, старой и нарочитой чади, лучших мужей - охота была и средством снабжения многочисленной челяди, дружинников, слуг и зависимых людей пищей и шкурами и отчасти источником пушных богатств и утехой.
В этом своем последнем качестве ловы с течением времени стали охотой.
Для простой чади, и прежде всего для сельского люда бесчисленных русских сел и весей, охота выступала в роли дополнительного источника питания.
Зверина, дичина имела существенное значение в пище народа. Ели тетеревов и глухарей, уток и гусей, журавлей и лебедей, неизменно подававшихся в качестве коронного блюда на княжеских пирах. Употребляли в пищу мясо медведя и дикого кабана, косули и лося, зайца и оленя, тура и зубра.
Ассортимент употреблявшихся в пищу животных тогда был богаче, нежели в более поздние времена. Наши далекие предки не гнушались мясом белки, суслика, хомяка, бобра. Христианская церковь на Руси ограничила число животных, мясо которых можно было употреблять в пищу, и в запретные попали белка, суслик, хомяк, медведь, бобр и др.
Следует иметь в виду, что смерда гнала в лес необходимость добыть не только зверину и дичину, но и пушного зверя: во-первых, для уплаты дани, а во-вторых, и для того, чтобы, продав скору купцу, приобрести на эти деньги необходимые изделия, продукты, украшения и т.п.
Вряд ли существовали какие-либо ограничения сроков охоты. Не было и особых территориальных запретов. Во всяком случае, если они и имели место, то были скорее исключением, чем правилом. Никаких указаний на это в источниках мы не встречаем.
В представлении русского крестьянина даже XIV-XV вв. ему принадлежало все: "куда топор, коса, соха ходили", все эти "бортные ухожаи", "тетеревники", "гоголиные ловы", "бобровые гоны" и т.п.- то есть все, что он освоил на правах трудовой заимки, все, где он охотился.
В то же самое время быстро росла и распространялась феодальная собственность на землю и на разного рода угодья, в том числе на охотничьи и рыболовные. Создавалось и развивалось феодальное право на землю и угодья, нашедшие столь яркое выражение в "Русской Правде". "Русская Правда" строго карала за кражу охотничьих собак и ловчих птиц, дичи из перевесов, бобров, за порчу и кражу охотничьей снасти (перевесов, веревок к перевесам, сетей и т.п.).
Охотничьи угодья имели оградительные знаки: "межевые дубы", камни и пр. Уничтожение этих знаков собственности также преследовалось по закону. Феодалы ревниво охраняли свои права на охотничьи угодья.
Так, например, охота близ Киева, в лесах, принадлежавших Олегу Святославичу, стоила жизни Люту Свенельдичу (975 г.).
Князья имели заповедники, так называемые зверинцы и "красные дворы". Многие из князей были страстными охотниками. В своем "Поучении", составленном для детей, Владимир Всеволодович Мономах рассказывает о том, как он всю свою охоту ("весь распорядок") держал в своих руках: конюхов и ловчих, соколов и ястребов. Два тура поднимали его вместе с конем на рога, олень и лось бодали его рогами, другой лось топтал копытами, вепрь сорвал меч, висевший у князя на бедре, медведь прокусил конский потник у его колена, лютый зверь вскочил к нему на бедра и повалил вместе с конем. Не раз князь падал с коня, не раз разбивал себе голову, повреждал руки и ноги - и все же продолжал охотиться в степи и в лесах, диких черниговских пущах.
Немало страстных охотников было среди простых людей "весей и градов" Киевской Руси. Об этом говорит прежде всего устное народное творчество: былины и поверья, охотничьи заговоры, поговорки, пословицы. В них говорится о зверях лютых, красных и бурнастых лисицах, гнедых турах, серых волках, белых медведях, серых утицах, седых бобрах, черных соболях, белых горностаях, о соколах и кречетах, добрых птицах ловчих, о тугих луках, каленых стрелах, звонких тетивах, о тенетах и сетях, ловах и займищах, о забавах молодецких.
В устном творчестве русского народа охота - забава молодецкая, богатырская. И хоть в схватке с лютым зверем охотник всегда рискует жизнью, хоть опасность на охоте не меньшая, чем в бою, но именно поэтому русский народ в своем устном творчестве воспевает ее, воспевает родную природу и охотников, добрых молодцов, сынов своих храбрых и сильных.

Проф. В. В. Мавродин
_________________


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Ханская охота
 Сообщение Добавлено: 06-01, 15:01 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Ханская охота

Наскальные рисунки эпохи бронзы, настенные росписи и книжная миниатюра эпохи средневековья со сценами охоты показывают её большую популярность в древнем обществе. Некогда охота играла огромную роль в жизни древнего населения Ферганы. Уже на ранних стадиях развития общества охота велась коллективно и имела организованные формы — облавы, загоны. Лишь на более поздних стадиях развивается индивидуальная охота. Небольшие группы населения всегда занимались этим промыслом. Они поставляли оседлому населению мясо, шкуры диких животных, которые шли на изготовление одежды и на покрытие шатров.

Однако, по мере развития производительности земледелия и скотоводства, охота теряла своё экономическое значение и всё больше отходила в сферу развлечений, где можно было продемонстрировать свою удаль, сноровку, упорство и силу. В эпоху античности и средневековья охота — одно из излюбленных развлечений знати.

Охота находит отражение в мифах, в светской поэзии. Охотничьи сцены часто служили сюжетами изображений на предметах прикладного искусства. Нет ограничений на охоту и в предписаниях ислама. Коран в целом разрешает охоту, добыча её дозволена для мусульман в пищу (она считается — «халяль», т. е. «чистая»), правда, при соблюдении ряда условий. В Коране говорится: «Они спросят тебя (пророка Мухаммеда) о том, что разрешается им в пищу. Скажи: всем разрешаются добрые снеди. То, что ловят для вас хищные птицы, которых приучаете к лову; псы, которых приучаете к охоте…» (Коран, сура 5, аят 6). Кстати, собака признавалась в качестве охотничьего животного только после соответствующей дрессировки, иначе она приравнивалась к дикому животному. Согласно шариату, мясо, которое заело дикое животное, является «харам» и запрещается в качестве пищи людям. Обученной считалась та собака, которая три раза подряд, взяв дичь, не съедала её.

В эпоху Cредневековья и даже ещё в XIX веке Фергана славилась своими богатыми охотничьими угодьями, где водилось множество дичи: птиц (фазанов, уток, куропаток) и животных (кроликов, белых оленей, оленей-маралов, кабанов). Водились также волки и тигры. Кстати, в знаменитом произведении «Бабур-наме» Захир ад-дина Бабура особо отмечается обилие диких птиц в районе Маргилана и белых оленей, которые встречаются недалеко от города. Хорошие охотничьи угодья были и под Андижаном. Здесь водилось множество жирных и упитанных фазанов. Таких, что по его словам, четыре человека не могли съесть мясо одного андижанского фазана. Вообще он отмечает, что направленность охоты могла быть разной. По правой стороне Сырдарьи, т. е. Ахсикетской, степной, водилось много белых оленей, а в Андижанской, левой стороне, где были заросли колючих кустарников, обильно водились упитанные олени-маралы, фазаны и кролики.

Неудивительно, что один из авторов Туркестанского сборника писал: «Кокандцы страстно любят охоту, содержат у себя много борзых, несколько отличных от известных в Европе. В горах, наполняющих Коканию (т. е. Фергану), есть много орлов и разных пород ястребов. Жители воспитывают их для охоты».

Особенно ярким зрелищем была ханская охота, на которую тратилось много времени и средств. Выезжали охотиться на недели, даже на месяцы. Ханы брали с собой в поход собак и ловчих птиц. Иногда с помощью местных жителей или войск организовывались большие облавные охоты. Кстати, приёмы массовой охоты, облавы, загоны разнились от приёмов индивидуальной охоты, где широко применялись ловушки, капканы, силки, сети для ловли птиц. При облавной охоте люди окружали огромные участки земли и постепенно сгоняли зверей к определенной точке — засаде, либо также окружался участок территории кольцом из охотников и загонщиков. Звери постепенно выжимались к середине круга, где их ловили и били. Нередко загнанные звери бросались на загонщиков и охотников.

Так, во время одной охоты Умархана в Кувинских зарослях из камышей выскочила разъяренная тигрица, убила трёх человек и покалечила шестерых. По приказу хана её окружили кольцом огня (из подожженного камыша), и Умархан лично поразил её метким выстрелом. Длительные летние и зимние охоты, увлечения зрелищами поединков животных, поющих птиц были популярными развлечениями кокандских ханов.

Вместе с тем, организация охоты иногда преследовала цель военных учений. Облавная охота представляла собой своеобразные военные маневры. Она требовала специальной выучки загонщиков и охотников, позволяла проверить как их индивидуальную подготовку (умение поражать цель стрельбой из лука), так и отработку слаженности действий отдельных групп и отрядов. Кроме того, удачная облавная охота давала большое количество мяса, которое вялили и использовали во время военных компаний. Часто для пополнения запасов охоту устраивали накануне или даже во время военных действий.

Известно, что для этих целей во всех округах Кокандского ханства отводились специальные территории «куруки», где запрещались какие-либо хозяйственные действия и доступ туда местного населения.

По словам ферганского историка Ходжа Хакимхана Туры, жившего в первой половине XIX века, кокандские ханы любили охотиться в районе Маргилана и Андижана. По установившейся традиции они два раза в год отправлялись на охоту. «Когда Солнце достигает угла Сунбула, происходит охота на фазанов и перепелов, когда же оно достигает угла Джадда — охотятся на оленей, тигров и фазанов».

Нередко правитель отправлялся на охоту с большой пышностью и даже с жёнами гарема. На одной из миниатюр XV века, вероятно самаркандской школы, изображён Улутбек с семьей (четырьмя знатными дамами — женами гарема и двумя мальчиками, сыновьями Абдуллатифом и Абдулазизом), свитой и двумя сокольничими. Причём Улугбек считался завзятым любителем и знатоком соколиной охоты. Заядлыми охотниками были Султан Ахмад Мирза, который без промаха поражал стрелами птиц, Абдуллахан и его духовный наставник шейх Ходжа Ислам Джуйбари. Последний содержал большой штат дрессировщиков, более сотни ловчих птиц разных пород и множество дрессированных собак.

В Фергане большие ханские псовые и соколиные охоты обычно устраивались в августе-сентябре в Маргиланском и Андижанском округах, где в первой половине XIX века было ещё много зарослей камыша и кустарника. Выезд следовал определенному церемониалу и отличался пышностью. Особенно пышными были охоты Умархана. Описание одной из них приводится в сочинении Ходжа Хакимхана Туры. Она проводилась осенью 1818 г. под Маргиланом. Причем в начале Умархан остановился на три дня в Ярмазаре, крепости в нескольких верстах от Маргилана, вместе со своим гаремом и свитой. Сюда же по его приказу было собрано мобилизованное население Маргилана и Андижана. По словам Ходжа Хакимхана Туры, для облавной охоты было задействовано 40 тысяч конных и пеших человек, 3 тысячи ловчих птиц, из которых около 300 являлись особыми ханскими ловчими птицами, и 200 породистых собак. У всех у них были золотые и серебряные ошейники и бархатные попонки.

Собаки использовались для загона и травли, а также для отыскивания дичи при соколиной охоте. При каждом спуске собаки или своры охотник обязательно должен был произнести — «Бисмиллях, ар-Рахман, ар-Рахим» («Во имя бога, милостивого, милосердного») или «Аллах Акбар!». Иначе мясо становилось «харамом». Точно также мясо разрешалось к пище, если собаку спускал мусульманин или на крайний случай из «людей писания», т. е. христианин или еврей. Дрессированная собака должна была обязательно нанести добыче кровоточащую рану, иначе смерть дичи приравнивалась к удавливанию, и мясо становилось «харам». Пораненная собакой дичь должна быть прирезана охотником, в случае если она околеет сама, то мясо её тоже становится запрещенным.

Вообще это лишь небольшая часть правил из устава — рисоля охотников, которые, видимо, сложились в позднем средневековье и бытовали в Средней Азии до конца XIX века. Обычно в рисоля говорилось о божественном происхождении этого промысла, указывался духовный патрон-покровитель, приводились правила охоты, какие религиозные возгласы и как следовало применять в тех или иных случаях. Особо подчёркивалось, что несоблюдение правил рисоля делает мясо добытой дичи поганее свиного, а сам охотник становится «неверным», и его жёны могут развестись с ним.

Ловчие птицы и охотничьи собаки высоко ценились их владельцами. Как отмечалось в «Обозрении Кокандского ханства: «цены, которые платятся в Кокании за обученных соколов и ястребов, доходят до безрассудства». Высоко ценились охотничьи собаки. Лучшими охотничьими собаками Бухары считались те, которые выводились в селении Рамит на южных склонах Гиссарского хребта. Наряду с ними славились каратегинские ищейки. Из Каратегина их вывозили в другие места, и в частности в Фергану. По мнению более поздних исследователей, они напоминали по внешнему виду помесь сеттера с пойнтером, с короткими ушами и умеренной длины грубой шерстью. Отличались настойчивостью в поисках дичи. Однако, несмотря на дрессировку, если охотник не успевал овладеть подбитой птицей, то они нередко съедали её.

Большой славой пользовались тазы; степные борзые. Чаще всего это были собаки со светлым палевым окрасом (хотя встречались рыжие, черные, пегие) с маленькой сухой головой и длинными повисшими ушами. Тазы отличались не только быстротой, но и выносливостью в беге на дистанции до 15 километров. Чаще всего тазы использовались для травли зайцев и лисиц. Кроме того, тазы употреблялись в смешанной охоте с беркутом, который, долетев до зверя, впивался в него когтями, задерживал животное, пока подоспевшие тазы не овладевали им окончательно. Тазы ценились очень высоко. За хорошую собаку давали двух верблюдов.

Популярность псовых и соколиных охот в Фергане подтверждается многочисленными письменными свидетельствами собственных ферганских историков и иностранных путешественников. Так, по свидетельству русского путешественника Филиппа Назарова, посетившего Фергану в 1813—1814 годах в связи с гибелью в Петропавловске возвращавшегося на родину из Петербурга посланника Кокандского ханства, специальный чиновник от имени хана пригласил его на охоту в окрестностях Маргилана. Здесь у хана были свои луга, где в течение месяца он со своей свитой занимался птичьей охотой и травлей барсов и тигров.

Видимо, эти заповедники обносились специальным ограждением. Так, всё тот же Ф. Назаров отмечает, что по дороге в Наманган они видели луга (куруки), принадлежавшие кокандскому хану, обнесённые выкопанными широкими канавами и камышом, при которых содержатся специальные сторожа, охраняющие птиц и зверей.

Известно, что кокандские ханы содержали целый штат специальных людей — миршикаров, баздаров — распределителей охотой (егермейстеров), укротителей охотничьих животных, ловчих птиц, которые занимались их кормлением, обучением. Иногда охота на отдельных животных или рыбу отдавалась правителями определенным людям в порядке дарения, в связи с чем им выдавалась грамота (васика). Охотники хана и беков наделялись льготами, например, их освобождали от податей.

Согласно автору «Таснифи Гариб», подробно описавшему охоту и развлечения последнего кокандского хана Худояр-хана, хан много времени отдавал охоте на фазанов, кекликов, журавлей и другую дичь. Упоминались даже медведи. Кроме того, его любимым развлечением были бои животных, например одногорбых верблюдов или больших собак. Последних он собирал, возил на большой арбе и стравливал, как только возвращался в свою Урду.

Служилые люди из ханского окружения должны были держать ловчих птиц и собак, так как участие в охоте являлось признаком хорошего тона и даже требованием служебного этикета.

Таким образом, всё это показывает, что охота занимала большое место в жизни ферганского общества, прежде всего аристократических кругов.

Кстати, о значимости охотничьего дела говорит и тот факт, что должность сокольничего считалась одной из самых важных в среднеазиатских ханствах. Так, в Бухарском ханстве «Кушбеги-и-Калон», т. е. «Великий сокольничий» носили два высших лица бухарской администрации. Первый из них «Кушбеги-и-боло» (собственно Кушбеги) исполнял функции премьер-министра и жил в Арке-резиденции эмира (отсюда и приставка — «верхний»); второй — «Кушбеги-и-пойон» охотой тоже не занимался, а исполнял должность верховного закятчи с чином диванбеги и заведовал финансовой частью.

В Фергане, в Кокандском государстве, Кушбеги или точнее Миршикарбаши сохранил функции егермейстера, заведовавшего ханской охотой. Но всё равно эта должность рассматривалась как трамплин в будущей карьере, т. к. лица, занимавшие её, скоро становились правителями отдельных вилайятов.


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 06-01, 15:02 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Родион писал(а):
Бунин Иван Алексеевич

Ловчий



В людской избе, на большой печи, в сумраке, зиму и лето лежал Леонтий, длинный и невероятно худой, заросший седой щетиной бороды, бывший бабушкин повар. В

летние дни в людской часто бывало пусто, один Леонтий лежал на печи. На столе

были прикрыты рядном черные хлебы. Я приходил, садился на лавку, отламывал

корку, солил и ел. А Леонтий лежал и говорил:

- Да, барчук, не всегда я так лежал, мусором голову пересыпал. Не всегда и поваром был. Я у вашего дедушки по бабушке, у Петра Алексеича Чамадурова, ловчим был,

стаей правил.

- Стаей собак?

- Так точно. Не телят же! Был сперва простым доезжачим, борзых, значит, вел, а

вследствие времени ловчим стал. А ведь это вам не книжку прочесть, тут даже

простого русака оследить, и то надо ум иметь. Вот хоть взять охотничий подклик -

тут не одно хайло нужно! Тут кураж нужен. А я, бывало, как наддам: «О, гой!» - так

весь лес дрогнет! Опричь того, был дедушка ваш охотник смертный, завзятый, - ему угодить не всякий мог. Была у него заветная наложница, девка именем Малашка, - я потом расскажу вам как-нибудь, как я из-за нее погиб, попал под страшный

сюркуп... Уж как он людей своих терзал, до чего неприступен был! А эта Малашка

просто веревки из него вила, он за нежное ее притворство на все был готов. «Она

мне, Леонтий, миляе всех на свете!» Так прямо и говаривал мне. Я ему в ответ, что не может того быть, что, мол, это вы только замысловато шутить изволите, а он мне тверже того: «Нет, не шучу, и ты изволь слушать меня с примечанием». Ну, а я все

противных мыслей был, все думал про себя: погодите, сударь, покажет она вам себя в некий срок! Ведь на сусле пива не узнаешь, ведь сейчас-то она пока девчонка, а

вот как станет в лета входить... Они же между тем вдаль свои мечты не простирали, - мол, когда-то еще это будет! Мы такое заведение имели, после осенних охот был у нас завсегда большой публичный стол, так что же вы думаете? - они эту девку с

гостями сажали! Ну, а после Малашки нащет охоты с ума сходили, и охоту держали мы истинно знаменитую. Так собаку любить, как дедушка любили, никто во

вселенной не мог. Они всякую охоту обожали, - и ла шас о леврье и о шьен куран, - иной раз интересовались даже и мокрой, а весной по брызгам...

- Какой мокрой?

- А всякой, значит, болотной. И каких только собак у нас не было! Были понтеры,

были сеттеры, были лягавые, а борзым и гончим и счет потеряешь - их за усадьбой

целый стан у нас стоял. Ну и я гончих и борзых любил - может, не меньше дедушки. Из того и холостой навек остался, не увлекался самыми первыми красавицами. Да и некогда было, круглый год только стая на уме. Да и что эти красавицы, барчук! Все, как говорится, на один и тот же вкус, подобно курице, - что черный, что белый

хохол. Все эти понтеры, сеттеры, лягавые мне были нипочем, ружья я и не знал.

Бывало, спросит дедушка: «Ну как, Леонтий, на твой взгляд, моя новая лягавая?»

Хороша, скажешь, сударь. Стоит мертво, подает отлично. Они опять изволят ко мне приставать: «Нет, ты скажи мне, пожалуй, хорошенько, что ты точно думаешь?» Да

что ж, говорю, могу я точно думать? Не возьмите во гнев: не могу я ни понтера, ни

сеттера, ни лягавую любить, из какого гнезда они ни будь.

- Как из гнезда?

- А это всегда так, сударь, говорилось: из дурного гнезда собака, из хорошего гнезда

собака... из какой фамилии, значит.

- А как еще говорилось?

- А мало ли как. Теперь так уж не могут говорить.

- Ну скажи что-нибудь.

- Да что ж не к делу говорить? Это подобно тому, как песню петь некстати. Вот

была, к примеру сказать, самая главная песня у нас - лучше этой песни, на мой сгад, на свете нет, а петь ее надо было тоже ко времени. Это била самая наша задушевная: «Выпьем, други, на крови!» Эту песню, сударь, пели на добыче:

Выпьем, други, на крови!

И вот уж истинно картина была: лежит па поляне «пятый зверь, кровяной, гордый,

уж с пленкой на глазах, с кушенным языком, а округ него целой ассамблеей

охотники - вдаришь в рог, и грянут все хором: «Выпьем, други, на крови!» И вот

какое дивное дело бывало почесть всегда: как нарочно о ту пору солнце

выглядывало! То вес дождь сеет, а туг как раз стихнет, разойдется мгла, засинеет в

небе и солнце глянет; весь мокрый лес озарит, согреет, сделает такой апофеоз -

вовек не забудешь! А дедушка стоят во всем своем охотницком наряде замечательнее всех, с чаркой в руке, а возле них - их самый главный фаворит Победим...

- Это его гончий кобель?

- Так точно-с.

- Так ведь ты как-то говорил, что Победим уж старый был?

- Что ж, что старый! Прямо герой был даже и в ту пору! Он раз в одно поле...

- Это значит сразу?

- Никак нет. За один день, лучше сказать, за одно полевание. Он за этот день взял

целых пятерых лобанов! Был из себя приземистый, брудастый, иначе сказать,

усатый, и мастью муругий, - вроде как черный, только с красниной, - лапы стойкие в локотках с кривизной немножко, а уж про грудь и говорить нечего: Еруслан! И весь в цапинах и хватках - волки не раз пятнали. Мы его на Бушуя у князя выменяли,

молодым еще, он тогда еще не опсовел как следует, а уж видно было, что из него

будет. А Бушуй хоть и знаменит был, да уж стал на балалайке поигрывать...

- Как это на балалайке?

- Паршиветь с годами стал. Сядет - и ну лапой бить по бокам, по ушам!

- А что значит не опсовел?

- А это всегда так говорится про молодого кобеля, - значит, еще не стал настоящим

псом. Да и про суку тоже: молода, мол, еще не опсовела. Это как про зверя говорят, про волка: прибылой, значит, молодой, а если старый, то это в просторечии лобан, матёрый. Если же взять, к примеру, зайца, так он бывает, во- первых, февральский, настовик...

- Почему настовик?

- По той причине, что о ту пору снег уж крепко занастел, коркой, настом покрылся, а он любит по атому насту жировать, иначе сказать, играть, петли делать. Вон лисица, та любит мышковать, мышей по полю промышлять, вроде как дворовая сучка по

полю за ними мышкует, сычует, - ведь сычи и совы тоже за ними охотятся, - а заяц, он только с жиру играет, жирует. И это настовик называется, а старый русак, он

голубой: он уж, значит, выцвел, серую шерстку спустил.

- Ну, хорошо, а как же это Победим в одно поле пять лобанов взял?

- А так и взял. Очень лют был. И характера самодурного, угрюмого. Пока не

разровнялась охота, идет будто скучный, равнодушный. Он от свор, от стаи всегда

одиночкой ходил, беспременно возле дедушки, и все будто что-й-то думает,

хмурится, никуда не спешит. Да и дома такой же! Бывало, кричишь на-корму:

«Атрыш!» - чтобы, значит, не кидались собаки не вовремя к корму, а он и не слушает - стоит отвернувшись, сам, мол, знаю время. Кричишь наконец того: «Надбруц!» -

значит, разрешаешь на корыто с запаркой кинуться - он опять не спешит, подходит

будто нехотя, и уж тут не стой другая собака возле него близко - так рыкнет да

оскалится, что дай бог ноги унести! Вот я и говорю: все, бывало, сам по себе ходил, возле дедушки. И умен до того, что только не говорит: будто и не смотрит, а всякий дедушкин взгляд видит, знает и от его стремени, пока работы нету, ни на шаг. А уж

это, по охотницким замечаниям, много значит. Так и говорится: умница собака, от

стремени без дела ни на пядь.

- А еще у вас знаменитые кобели были?

- Гончие то есть? Был Будило, Карай, Вопило, Пылай... Были сучки отменные,

чистопсовые, все больше краснопегие: Вьюга была, Стрелка, Заира... Эта Заира

воейковскую Ласку с ушей обрывала!

- Перегоняла?

- Так точно.

- А у ней щипец хорош был?

- Не кстати, сударь, говорите. Слыхали звон, да не знаете, где он. Щипец, а попросту говоря, пасть, это только у зверя бывает. Это как всякий хвост поленом называется, а лисий - трубой. Хвост не охотницкое слово.

- А лисий след - нарыск?

- Не нарыск, а нарыск, - тут надо на «на» упирать. Она рыскает, вот и выходит

нарыск.

- А где ее ждут? На лазу?

И опять ни к чему вы говорите. Тут опять на «зу» надо упирать - на лазу! - а главное, это не лисицу, а волка ждут на лазу, там, значит, где он вылезает, да и то не всегда - мало ли где его ждут! И что ж это вы все меня сбиваете, слона не даете сказать? Вот я уж и забыл, о чем была речь.

- Ты про Победима хотел рассказать.

- Ну да, вы все сбиваете. Вот я и говорю - приказали раз дедушка большой охоте

быть. Раз говорят мне: «Знаешь, Леонтий, я даже мочь вчерась не спал, упражнен

будучи с самой ужины воображением насчет наших охот. Разбился в идеях, куда ж

нам на полеванье итить? Надоели мне наши скаредные места. Конечно, легче в

безделицах упражняться, нежели в делах изрядных, одначе это не мой вкус. Будем

брать поле в Верховьи». Уж очень, говорю, непролазные места, сударь. Тем лутче,

говорят, молчи и слушай мое готовое. Потом, после ужины...

- После ужина?

- Это теперь так выражаются, а мы говорили по-своему, по-старому. Ну, так вот,

дали после ужины повторительный приказ камердинеру, чтобы как можно скоряй

кофий им нарани подали. Опочивать изволили рано, по разговорам со мной

вскорости к себе ретировались, поутру же были изрядно строг, все вполслова

приказывал. Чем свет опять меня зовут. Леонтий, говорят, повторяю тебе - мы

нынешний год срамимся до девятой пуговицы, большой охотой все манкируем, с

поля иной раз уходим, не видав ни шерстинки. Я отвечаю, что, мол, не наша в том

вина, время все стояло теплое, всякая зверь хоронилась, не в рыску была...

- На «ку» надо упирать?

- Так точно. Значит, не рыскала. Ездили, говорю, раза два по белотропу...

- Это по первой пороше?

- Ах, сударь, замучили вы меня! Ну, конечно, так. Ездили, говорю, по белотропу, а

он под копытом таял - разве это охота? Все перемочки, изгарь, сырая прохолодь...

Вот теперь другое дело, и зверь уж вылез как следует...

- Откуда вылез?

- Из лесу. Это когда он позднюю осень почует и в лесу больше не хоронится, а в

поле выходит. Опять же, говорю, и Победим хворал, а мы все на Катая надеялись, с ним роль хотели разыграть. (Дедушка тогда только что выменяли у Рудина им

Резвую этого Катая и увлекались, понятно.) Катая, говорю, нельзя покорить, собака ладная и с ногами, работает правильно, да разве Победиму чета?

- А какой Катай был? Чернопегий, краснопегий или полвопегий? Брудастый?

- Ишь как вы навострились, сударь! А спроси вас, какой такой полвопегий, ан и не

знаете.

- Нет, знаю. Белый в желтых пятнах.

- Правильно-с. А брудастый?

- Ты это уже говорил. Усатый.

- Опять верно. А подуздый?

- А это когда нижняя челюсть маленькая.

- В аккурат верно. А Катай был чернопегий и брудастый. Ну хорошо, только опять

мы с вами с дороги сбились, надо вам досказать про Победима. Вышли в тот день

дедушка на крыльцо раным-рано, огляделись - ну, говорят, с богом на-конь!

Двинулись мы всем нашим многолюдством, прошли по венцу нашей горы,

выровнялись на простор, поднялись дедушка на своем буланом на темя и приказали зачинаться полю...

- На какое темя?

- Ах, царица небесная! Ну как это сказать? На возвышенное место, попросту говоря... Шли по мелочам, по мелкому, значит, кустарнику, потом свалились в луга к лесу,

перешиб я луга рысью и стал подвывать. Только отголосу не слышу никакого, -

верно, думаю, они на добыче. Выскочила было лисица да скатилась в овраги и сразу понорилась, ушла в свое нырище, не стали мы на нее и время терять. Потом

подозрил я русака, хлопнул арапельником - заложились за ним Стрелка с Заирой по грани, сладились...

- По грани? Это по рубежу, значит?

- По меже, по рубежу... Спеют, спеют...

- Настигают?

- Понятное дело. Спеют за ним почесть ухо в ухо, только стал он вдруг отростать от них...

- Как это отростать?

- Уходить, сударь, уходить. Да Заира не глупей его была - наддала маленько, сбила

его с грани и покатилась вместе с ним, а тут стая и накрыла их. Дедушка кричит:

«Прими!» - а я уж давно принял...

- Заколол?

- Конечно, заколол, да кто ж так-то говорит? Приказная строка какая- нибудь! Да не в том дело, сударь, я все это к тому, что, окромя этих пустяков, ничего мы в тот

первый день не сделали до самого вечера. Ввечеру встретили охоту Рудина, сбили

обе стаи в одну и пошли к нему на наслег, подвалили к усадьбе...

- На ночлег?

- На наслег, сударь, на наслег. А у Рудина...

Но мне, как это часто бывает с детьми, вдруг становилось скучно, хотелось в сад, на пруд. Я начинал вертеться, уже плохо слушал, что было у Рудина, и наконец под

каким-нибудь предлогом ускользал из избы, пообещав Леонтию прийти дослушать

его завтра. И Леонтий опять оставался один в сумраке на печи, в пустой избе, со

своими думами о временах дедушки.



Париж, 1946

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 06-01, 15:03 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
Родион писал(а):
Песнь о Нибелунгах (отрывок)
Героев в лес дремучий помчали скакуны.
Взял Гунтер на охоту с собой весь цвет страны.
Лишь Гизельхер и Гернот отсутствовали там -
Не шло веселие на ум двум младшим королям.

Был переправлен первым за Рейн большой обоз.
Немало в тяжких вьюках с собою Гунтер вез
Вин, хлеба, мяса, рыбы - всего, в чем есть всегда
У короля радушного изрядная нужда.

Как только стан разбили,- а расположен он
Был на лесной опушке, где начинался гон,-
От приближенных Гунтер узнал, что прибыл зять,
И отдал приказание к охоте приступать.

Через минуту были все на местах своих,
И смелый нидерландец спросил у остальных:
"Друзья, а кто укажет нам в чаще леса путь
К местам, где зверя красного сумеем мы вспугнуть?"

В ответ промолвил Хаген: "Нам лучше разделиться
И не сходиться вместе, пока охота длится.
Пусть каждый промышляет один и без помех.
Мы поглядим потом, кто был удачливее всех.

Поделим меж собою мы ловчих и собак,"
И всяк, куда захочет, направить может шаг,
И честь тому, кто первым окажется из нас".
Тут разойтись охотники решили сей же час.

Сказал супруг Кримхильды: "Немного нужно мне -
С меня одной собаки достаточно вполне,
Коль этот пес проворен и след легко берет,
Я в том, что зверю не уйти, ручаюсь наперед".

Один искусный ловчий, взяв гончую с собой,
Владыку Нидерландов провел лесной тропой
Туда, где дичь водилась в обилии таком,
Что за собакой поспевал герой с большим трудом.

Но хоть зверей немало в чащобе поднял пес,
Им всем удар смертельный сын Зигмунда нанес:
Был скакуна любого резвее конь под ним,
И сам он - тоже не чета охотникам другим.

Во всяком деле Зигфрид примером всем служил.
Он первым в это утро добычу уложил:
Был им подсвинок дикий без промаха сражен.
Затем на льва огромного в лесу наткнулся он.

Зверь, вспугнутый собакой, прочь от людей пустился,
Но богатырь проворно за лук тугой схватился,
И, трижды прыгнув, хищник на землю мертвым пал,
За что от спутников храбрец наслушался похвал.

Стрелою златоперой пронзенные насквозь,
Свалились тур матерый, четыре зубра, лось.
От Зигфрида ни разу не ускользнула дичь -
Ведь даже лань его скакун мог на бегу настичь.

Вновь след взяла собака, но в тот же миг она
Метнулась в гущу леса, завидев кабана.
Спасая пса, охотник помчался к зверю вскачь,
И ринулся на смельчака разгневанный секач.

Взмахнул мечом воитель, и вепрь свалился с ног.
На свете только Зигфрид свершить такое мог.
Пока, над зверем стоя, собаку он свистел,
Слух о его деянии всю местность облетел.

Охотники взмолились: "Оставьте ради бога
На нашу долю, Зигфрид, добычи хоть немного,
Не то опустошите вы этот лес вконец".
И улыбнулся шутке их польщенный удалец.

В недавно тихой чаще стояли шум и гам,
И разносило эхо по долам и горам
Смех, крики, конский топот и тявканье борзых:
Бежало их две дюжины в тени дерев густых.

Зверей понастреляли богатыри немало -
Ведь каждому хотелось во что бы то ни стало
Охотничьей удачей пред всеми отличиться,
Но с Зигфридом не удалось ни одному сравниться.

Однако постепенно сморил героев зной,
И потянулись к стану они тропой лесной.
Обильную добычу вез каждый зверолов,
И повара без отдыха трудились у костров.

Распорядился Гунтер гостей поторопить -
Пора уж им вернуться и силы подкрепить,
И громко рог призывный разнес повсюду весть
О том, что хочет государь за стол с друзьями сесть.

Тут ловчий нидерландцу сказал: "Прошу прощенья,
Но я раскаты рога заслышал в отдаленье,
А это знак, что Гунтер нас на привале ждет".
Так молвил он и рог к губам приблизил в свой черед.

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
 Сообщение Добавлено: 16-03, 22:38 
Не в сети
Admin
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 17-03, 01:20
Сообщения: 4308
Откуда: C. Петербург
http://www.youtube.com/watch?v=qy6Pca3i ... r_embedded

_________________
«…История - это непрерывная борьба между правдой и сиюминутными политическими интересами, … но нельзя забывать, что интересы побеждают на мгновение, а, правда, навсегда»
Мурад Аджи


Вернуться к началу 
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
 
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 13 ] 


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1

 
 

 
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения

Найти:
Перейти:  
cron
Русская поддержка phpBB
http://st-petersburg.dorus.ru/: Таксы жестики. кролик, миник, черно-под. и мрамор